– Томпсона предупредили, что он никогда не вернется со дна колодца, – замогильным голосом завывал гид. – Жертвами бога Чаака были молодые женщины, которым связывали руки и спихивали со скалы в темные воды колодца. Они были не простыми жертвами, а невестами бога дождя. Вот с этого камня их толкали вниз, – гид трепещущим пальцем указал на валун у самого края скалы.

Американцы послушно защелкали камерами. Этот гид получит хорошие чаевые, подумалось мне. Он знает, что среднестатистические американцы из сельских глубинок обожают «страшилки» и щедрой рукой вознаграждают рассказчиков.

– Души утонувших невест-девственниц по-прежнему живут на дне колодца, и ни за что не выпустят живого человека из «озера жертв», – возвысил голос гид. – Когда Томпсон подошел к озеру, кругом стояла мертвая тишина. Только темные воды лежали перед ним и мрачные облака грозили дождем. Но Томпсон решился нырять! Он надолго исчез в темной воде, и оставшиеся на берегу решили, что легенда права и утонувшие девственницы не выпустили Томпсона. А местные проводники предположили даже, что сам бог-змей проглотил его, – тут гид сделал театральную паузу. Американцы тихо, как дети, внимали. – Через долгие-долгие минуты Томпсон, наконец, вынырнул на поверхность колодца и рассказал удивительные истории о том, что видел на дне. Главное – он нашел золотые перстни и серьги! А еще через несколько лет из колодца извлекли 42 человеческих скелета. Позднее ученые пришли к заключению, что 21 череп принадлежал детям, а остальные – молоденьким девушкам.

Толстые американки негодующе переглянулись, явно осуждая древних женщин за неумение бороться за свои женские права, а гид радостно заулыбался и торжественно закончил:

– Вы знаете, что Эдвард Герберт Томпсон был не только талантливым археологом, который открыл миру Чичен-Итцу и священный колодец? Он еще был консулом США в Мексике!

Американцы весело загалдели и дружно навели камеры на улыбающегося гида.

Мы поспешно отошли от братающихся с гидом американцев, с трудом сдерживая хохот.

Успокоившись наконец, мы медленно пошли обратно, как вдруг Полонский остановился и серьезно сказал мне:

– Мне так надоели лекции о Кортесах, Монтесумах, испанцах, русских османах, пирамидах, дверях, колодцах и змеях. Я хочу…

– Ты же сам спрашиваешь, – обиделась я.

– Я хочу тебя.

Я поперхнулась воздухом и заалела как летний пион. Кровь застучала в висках, и щеки предательски запылали, а Полонский быстро столкнул меня с белой утрамбованной дороги и увлек в джунгли, где виднелись какие-то темные развалины. Мы протиснулись внутрь полуразрушенного дома между двумя холодными глыбами и уставились друг на друга, тяжело дыша от волнения.

– Почему ты не веришь, когда я говорю, что люблю тебя?

– Ты не сказал «люблю», ты сказал «хочу».

– Хорошо – люблю. Но ведь все равно, не веришь – почему?

– Потому что, если это правда, тем больнее мне будет просыпаться, когда грезы – пуф! – и рассеются…

Я пылала пожаром, мое тело было согласно сразу и безоговорочно, но вот разум… Разум контролировал ситуацию, и Полонский чувствовал мое сопротивление.

Он не спешил. Он никогда не спешил и не настаивал, даже в юношеские нетерпеливые годы, потому что знал – я не смогу отказать ему. Никогда. Ни в чем.

Мы самозабвенно целовались в тишине и полумраке разрушенного храма до тех пор, пока мой разум не капитулировал.

Может, Вадиму передались гены его дедушки-аристократа, академика Полонского? Кто его научил быть страстным, но нежным? Сильным, но ласковым? Берущим, но и дающим в то же время?

Я не знаю, сколько времени мы занимались любовью. Пролетели столетия, прежде чем мы вынырнули из омута нежной страсти и смогли оторваться друг от друга. Безумный ритм сердца стал замедляться, и я открыла глаза. Дрожащей рукой откинула прядь волос с влажного лба. Разрушенный храм, ползучие растения на земле, лучик солнца на сырой стене – я вернулась из волшебного мира любовного безумства. Выбираясь за Полонским из древнего храма, невольно подумала о том, что летописи не сохранили никаких мифов и преданий о богах любви народа майя, только легенды о жестоких покровителях войн. Но я твердо знаю, что боги любви у них были, и никто не заставит меня думать по-другому. Им преклонялись, им молились и за них умирали на кострах инквизиции. На прекрасном полуострове, окруженном теплым синем морем, где так ярко светит жаркое солнце и цветут необычные растения, обязаны были жить боги любви…

Мы потихоньку выползли под лучи заходящего солнца.

– Есть хочу, – объявила я Полонскому.

– Сильно? Или потерпишь до Плайа-дель-Кармен?

Я подумала немного.

– Ты хочешь заезжать в Тулум по дороге?

– А смысл? – спросил Вадим. – Я все равно пока не понимаю, почему Майк решил, что венец спрятан на Козумеле. Почему не здесь?

– Чичен-Итца была куплена в шестидесятые годы Томпсоном, ну тем, кто полез в колодец, – напомнила я. – Тогда можно было покупать исторические руины в Юкатане и делать с ними все, что хочешь. Только в конце восьмидесятых годов ЮНЕСКО взяло под защиту все руины в Мексике. Если Томпсон здесь несколько лет рыл, что еще можно найти?

– Все равно странно. Почему остров? Как он может быть связан с прошлым?

– Я знаю не больше тебя, – разозлилась я. – А сейчас хочу есть! Давай найдем, где можно посидеть и отдохнуть. У меня до сих пор ноги трясутся после преодоления тысячи ступенек наверх и тысячи ступенек вниз.

– А я думал, ты ослабла после моих страстных объятий… – явно набиваясь на комплимент, зашептал Полонский, но я решительно отказалась укреплять его и без того высокую мужскую самооценку и поэтому сделала вид, что не расслышала этих слов.