Шрифт:
Я все интересовалась, почему Пашу так зовут – Поль-Хан? И вот что мне рассказал художник группы Андрюша Столыпин:
– А это мы как-то сидели на даче и каждый рассказывал свою родословную. Мы с Петром Сергеевичем – Самойловым – все выясняли, чей род древнее: Столыпиных или Самойловых.
– А что, ты из тех самых Столыпиных?
– Из тех. А он – из тех Самойловых. Ну, помнишь, у Брюллова графиня Самойлова?
– Понятно...
– Ну вот, спорили мы, спорили, а тут Паша и говорит: "Ну и подумаешь, у меня предок тоже был... татарский хан..."
– Ах вот что... Отсюда и Поль-Хан?
– Отсюда.
– А Кинчев слушал-слушал, потом смотрим – нет Кинчева. Вышли на крыльцо, а там Кинчев сидит мрачный, чуть ли не слезы в глазах. "Ты чего?" – спрашиваю. "А того, – отвечает Костя. – Все, мля, графья... Аристократы, мля... Один я плебей... чурка беспородная..."
Подвиги потомка ханов визитом к иностранной журналистке не закончились.
В Таллинне проходили республиканские выборы в Советы. Помните об этом говорилось в реплике Добровицкой? В тот день перед концертом мы вдруг с Костей разговорились и выяснили, что "Гессе – вот это действительно круто", что "Андреев, да - клево, классно пишет, но – чернуха, ломает, да? И тебя?", что "карамазавщина в каждом из нас, куда деваться", "но во мне... если только Митя... Митя? Митей звали? Нет, не Иван, Иван – чернуха, и умничает больно. А до Алеши – куда мне? Митя. Он ближе всех..."; Когда мы обменялись соображениями типа: "и что тебя все тянет на край? по краю походить? зачем?" – "А сама-то..., а сами-то вы? А-а-а, вот то-то...", "а у Есенина "Сельский часослов" лучше всего...", "а у... " – ну и так далее; когда мы выяснили все и все обсудили, до концерта еще осталось время. Была возможность собраться, сконцентрироваться, подготовиться, привести себя в порядок. Что Кинчев и сделал.
...Мы сидели в зале вместе с директором группы "Телевизор" Светланой Данилишиной. Концерт вел известный рокерам журналист и социолог Николай Мейнерт. Он объявил выступление "Алисы". На сцене никто не появился. Он снова попросил группу на сцену. Тут вышел Кондратенко. Подошел к микрофону. Постучал по нему пальцем, затем, еле шевеля языком, произнес:
– Эта... М-мужики... М-мик...рофон... – и ушел нетвердой походкой.
Через минуту он снова вышел. Сцена повторилась. Мейнерт высказал вслух надежду, что трезвость когда-нибудь станет дпя "Алисы" нормой жизни. Я начала звереть. Некое шелестение прошло и по рядам дотоле абсолютно спокойной и чопорной таллиннской публики. Тут появилась группа. И пошло-поехало.
Кинчева было практически не слышно – так "настроили" аппаратуру. Было полное впечатление смены вокалиста – все и всех перекрывая, орал бас-гитарист Петя Самойлов. А Кинчев вдруг заявил, что он пришел сюда петь не для этих козлов – и показал на партер, а для тех ребят, что колбасятся внизу у сцены.
А надо вам сказать, что Линна Халле – один из самых престижных залов. Эстонская публика, и так достаточно сдержанная, там вела себя более чем спокойно. Вежливо слушали. Изредка хлопали. Причем на выступлениях всех групп. Ну, подпрыгивала у сцены группа молодых ребят, и те, похоже, приехали из Питера. Конечно, такого, как бывало на концертах в России, там и в помине не было.
Ну, Кинчев и высказался, что по этому поводу думает. Заодно обругал систему выборов (тогда еще "доперестроечную") и почему-то предложил всем идти голосовать за единственного коммуниста в группе Павла Кандратенко. Воодушевленный Поль-Хан вскочил на рояль, забарабанил ногами по клавишам. Естественно, инструмент не выдержал. Рояль, к несчастью, назывался "Эстония", и впоследствии группу обвинили в надругательстве над национальными чувствами. Но я уверена, что если бы это был "Красный Октябрь" или "Стейнвей", итог был бы таким же плачевным. Ибо вряд ли Поль-Хан, войдя в раж, был способен прочитать марку рояля. А лидер...
Где-то на третьей песне (это был "Компромисс") Кинчев вдруг лег на спину, картинно болтая при этом ножкой, а потом – поя? пея? спивая? – пополз, еле разборчиво (все перекрывал Петя!) объясняя, что, мол, "компромисс не для нас". И так и проползал до конца выступления. Крокодильчиком.
Черт бы с ними – эксцентричностью, скандальностью и прочим. Но это с художественной точки зрения было чудовищно. Кто в лес, кто по дрова. Какой там, к чертям, ансамбль! Все разваливалось. Звук жуткий. Слышно только Петра и барабаны. На последней песне вдруг чуть прорезался кинчевский вокал. Оказывается, эстонский звукооператор не выдержал, столкнул с пульта бездыханное тело алисовского "звукорежиссера" и сам сел за ручки.
Вот поэтому, когда после концерта, лучезарно улыбаясь, подлетели алисовцы и спросили "ну как?", я взревела дурным голосом:
– Да пошли вы все на х..! Что за халяву вы устроили? В гробу я видала такие супергруппы и такие концерты! Не умеете пить – не пейте! Мне стыдно за вас!
Меня поддержала Света Данилишина. Ее слог при оценке выступления был не менее изыскан, чем мой.
И тут вдруг Кинчев тихо-тихо, с искренним удивлением в глазах сказал:
– Те-о-тки, вы чего? Я так оттянулся! Так все весело было...
После концерта они всей группой пришли в наш номер, где мы обитали со Светланой. Пришли мириться. С ними и "объектовцы". Света позвонила ребятам из "Наутилуса" – Бутусову и Умецкому, с которым незадолго до того познакомилась во время гастролей "Телевизора" в Свердловске. Сидели долго, разговаривали. Пили, конечно. Какое-то замечательное венгерское сухое вино. Ребята из "Нау" немножко робели, чем и удивили. Совсем недавно мы со Славой вспоминали этот вечер, и то, как он замечательно пел "Синоптиков белых ночей" – песню, посвященную ленинградским музыкантам.