— Вообще уже, — обиженно пробормотал Нед.

Иган выразился гораздо более определенно; кошмар, это все школа, мы-то уж точно не учили его подобным словам! Прикрикнула нервно, даже истерически, и, схватив сыновей за руки, точь-в-точь как мордатый бригадир, гренадерским шагом повела их прочь со стройплощадки.

Недалеко. Домой.

— А там прикольно, — сообщил Иган, налегая на круассаны. — Супер, скажи, Недди?

Младший кивнул с набитым ртом.

— Не вздумайте, — предупредила Анна.

Сыновья подозрительно промолчали, что вряд ли стоило считать знаком согласия. Но вытягивать из них торжественное обещание не лазать больше на стройку не было никаких сил.

Кирстен принесла еще одно блюдо с круассанами и кувшинчик сливок для чая и какао. Так странно завтракать не на веранде, а здесь, в сурово-помпезной столовой для деловых приемов Олафа с партнерами. Накрытый на троих краешек длинного дубового стола казался крохотным оазисом в ледяной пустыне. Громоздились вокруг, уходя вдаль, словно ряды бурых скал, пустые стулья с тяжелыми аскетическими спинками. Иган и Нед затеяли было игру в безумное чаепитие, пересаживаясь с места на место вдоль стола, но мы, конечно, им запретили. Напрасно. Пускай бы.

Она и сама бы сейчас с удовольствием пересела. Спиной к окну.

— Ма, а мы сегодня в школу не пойдем, да?

Встряхнулась, стараясь не смотреть в окно; однако сверкающие стекла и металлические балки стен навязчиво лезли в поле зрения на краю слепого пятна. Жизнь продолжается, вернее, продолжается та малость, что осталась от нее до сих пор. Разрозненные обрывки, и держатся они на единственной и хлипкой несущей конструкции — на нас. Нам и только нам принимать решения, пускай мелкие и повседневные, но пока еще необходимые:

— Сегодня уже нет.

Громыхнуло «уррра». Салютом экзальтированных чувств брызнуло какао на белую скатерть, упал на пол кусок круассана, и Нед тут же полез за ним, оттопырив тощую задницу, по которой Иган не преминул наподдать с размаху.

— Но на завтра вы должны быть готовы. Если хотите свободы после обеда, прямо сейчас садитесь делать уроки.

Досадливое мычание, такое ритуальное, как всегда. Запереться в маленьком мирке дома-крепости, ведь может и повезти, кто знает, вдруг до поры до времени его не станут брать штурмом. У Виктора наверняка грандиозные и обширные планы, однако остается же шанс, что они не зацепят по касательной скромный домашний очаг когда-то знакомой и, возможно, значимой, но давно уже ненужной женщины, ее мужа, ее детей, ее счастье…

О счастье — отдельный разговор. И, между прочим, он его уже заводил.

Вошла Кирстен с подносом. Сообщила между прочим, собирая посуду:

— Опять орут. Один уже почти вылез.

Анна вскочила и метнулась на кухню. Птенцы действительно орали вовсю, а ведь мы накормили их сразу же, как только вошли. Иган и Нед пришли от птенцов в дикий восторг, выразили горячее желание немедленно их поделить и взять под свою опеку: Анна позволила каждому испробовать в деле пинцет и пипетку, но в долговечность сыновних намерений не верила ни минуты. Наши оболтусы и питона раз в полгода забывали бы кормить.

Птенцы наелись и успокоились; ненадолго, усмехнулась она. В столовой, как ни странно, тоже было подозрительно тихо. Анна подошла вплотную к двери и остановилась за приотворенной створкой.

— …робот, — невнятно говорил Нед. — Только несобранный.

— Сам ты робот! — вполголоса откликнулся Иган. — Это блоки секретного оборудования. Военного.

— Значит, секретный и военный робот. Его соберут, и ты увидишь!

— Нет, ну развел тут детский сад. Сам увидишь! Они их как раз отгружают, эти блоки в ящиках, к вечеру наверняка начнут монтировать. Как стемнеет, пойдем и посмо…

Распахнутая дверь. Гроза, гром и молния, шквал:

— Я сказала!!!

Разом замолкли, конспиративно уткнувшись в тарелки. Анна села на место, медленно водя по склоненным макушкам тяжелым взглядом. Наши авантюристы и разбойники, рисковые и по определению свободные мальчишки… Никогда раньше мы не ставили перед ними абсурдных запретов, не препятствовали проявлению здорового любопытства и жажды приключений. Никогда раньше они не чувствовали себя запертыми внутри чужих необъясненных и необъяснимых рамок, в многослойном кольце гремящей цепи. Почему — сейчас? Какого черта?!

Не нужно ничего объяснять. Просто запретить, это всегда и легче, и действеннее. Неизвестно, что с ними может случиться — там, тем более когда стемнеет. Передернула плечами, опустила глаза.

Иган встал из-за стола, сказал спасибо и очень вежливо сообщил, что идет делать уроки. Нед в точности повторил всю программу, правда, не так безукоризненно и поэтому чуть более убедительно. Анна не подняла головы. Дробь мальчишеских шагов растаяла в глубине дома. Кажется, и вправду вверх по лестнице, в направлении детской, и скорее всего в данный момент они действительно сядут показательно заниматься, — но вообще нельзя спускать с них глаз. Вот только допьем чай… встанем… поднимемся к ним… и не будем спускать. Сейчас.