Я снова взглянул на черную воду под пирсом и вздрогнул. Смогу ли я спуститься туда еще раз? Еще раз? По меньшей мере полдюжины раз мне пришлось бы нырять, прежде чем я плотно привязал бы его к одной из свай. У меня просто не хватит ни времени, ни дыхания…

Тут было еще одно обстоятельство, которого нельзя было не учитывать. Завтра, вернее уже сегодня, должен вернуться Картер из Нью-Йорка. Он явится на баржу, и тогда я уже не смогу даже заглянуть под причал.

Я изо всех сил старался не поддаваться панике. У меня все же есть шансы, убеждал я себя. Возможно, полицейские просто не найдут ничего, что бы связывало меня с коротышкой. К тому же никто не сможет установить его личность. Теперь, после того как я зарыл его бумажник в донный ил. У них даже не будет его фотографии, и, когда он всплывет на поверхность Кристиансен наверняка его не опознает. Он видел его лишь один раз, да и то мельком, из окошка сторожки, когда тот проезжал мимо ворот пристани.

Но у меня не было никакой уверенности, что все произойдет именно так. Это было ужаснее всего. Я не буду даже знать, как вести себя, когда они явятся за мной.

Бежать! Немедленно бежать отсюда!

Быстренько прокрутив все события в уме, я вновь обрел способность соображать. Я скажу Картеру, что уезжаю в Нью-Йорк, продам машину, возьму билет на автобус и уеду. Затем сойду где-нибудь на полпути и вернусь обратно. Куплю яхту, под чужим именем, конечно. Через три дня я смогу полностью подготовить ее к рейсу. Мы выйдем в море задолго до того, как меня начнут разыскивать. Если вообще начнут…

Лишь потом мне пришло в голову, что я тогда даже не подумал о том, чтобы послать ко всем чертям всю эту аферу с розысками затонувшего самолета и убраться, пока не поздно, подальше от полиции и от банды Беркли. Это бы слишком походило на предательство по отношению к женщине, доверившейся мне и рассчитывавшей на мою помощь. И потом я был настолько загипнотизирован идеей приобрести яхту и отправиться на ней в плавание, что вопреки здравому смыслу думал не о собственном спасении, а о том, как бы усложнившаяся ситуация не помешала осуществлению наших планов.

Впрочем, я мог и не знать, как отнесется Шенион к моему участию в этом деле. Может, она не захочет иметь ничего общего с человеком, которого преследует полиция за убийство. Этот вопрос следовало решить незамедлительно. От ее ответа зависели все мои ближайшие планы на будущее. Я должен сейчас же позвонить ей…

И тут я вспомнил: вахтер говорил, что мне звонила какая-то женщина. У меня в руке до сих пор был зажат клочок бумаги, который он мне сунул в такси. Это был номер телефона, тот самый, который мне дала в баре Шенион. Не случилось ли с ней чего-нибудь? Я бросился к машине. Позвонить из сторожки вахтера было бы проще, но я не хотел больше с ним встречаться. Я притормозил машину, проезжая мимо ворот, и вахтер приветливо помахал мне рукой. Я с горечью заметил, что этот проклятый Кристиансен наконец убрался домой.

Я свернул к ближайшему бару и позвонил ей. Беседа была короткой — разговор двух влюбленных, назначавших свидание. Она неплохо сыграла свою роль, я, по-моему, тоже. Мы договорились встретиться в том самом баре, где были накануне.

Я сидел в машине, когда ее черный "кадиллак" вынырнул из темноты и бесшумно подкатил к тротуару. Если за ней установлена слежка, то мне не стоило слишком часто показываться в ее обществе, а тем более входить в бар, где всякий может насладиться следами побоев на моем лице.

Я тронул машину с места и медленно подъехал к "кадиллаку". Она заметила меня и поняла мой маневр. Открыв дверцу со стороны улицы, она выскользнула из "кадиллака" и пересела ко мне в машину. Это заняло всего несколько секунд.

Я рванул машину вперед, взглянув в зеркальце заднего обзора. За мной следовало несколько машин, но это еще ни о чем не говорило. В городе за вами всегда тянется хвост автомобилей. Краем глаза я различил в полумраке кабины золотистое мерцание ее волос и ощутил легкий запах ее манящих духов.

Она увидела мое лицо и ахнула. Сказать ей? Какой дурак будет говорить такие вещи кому попало? Я знал ее меньше суток и именно из-за нее попал в эту передрягу.

И тем не менее от нее зависело мое решение, как поступить дальше. Я рассказал ей все… Я отклонил ее попытки утешить меня, хоть и не нашел их неприятными.

Странно, но ее взволновало лишь мое сообщение о той порции побоев, которые пришлись сегодня на мою долю. Все остальное — известие о гибели коротышки-боксера и все связанные с этим неприятности — ее совсем не тронуло. Во всяком случае она отнеслась к этому с полнейшим равнодушием. Ей удалось раздобыть необходимую сумму денег, и она звонила на пирс, чтобы вызвать меня и вручить чек. Ее решение о моем участии в операции осталось неизменным. Что ж, так тому и быть!

Я внимательно смотрел в зеркальце заднего вида. К этому времени мы отъехали далеко от города и выехали на прибрежное шоссе. Движение значительно уменьшилось. За нами следовало всего лишь два автомобиля. Я прибавил скорость и оставил их далеко позади. Когда свет их фар на мгновение скрылся за дюнами, я резко свернул с гладкого шоссе, переехал через придорожный кювет и направил машину прямо по заросшей кустарником целине, в сторону залива. Мы проехали ярдов пятьдесят, с трудом различая в кромешной тьме дорогу среди кустов, и остановились.