Шрифт:
И вот наконец голова Халли оказалась на уровне пола чертога. Теперь мальчик видел длинные ряды столов, уходящие влево и вправо; яму в центре, над которой уже висела бычья туша, насаженная на вертел; множество слуг, которые расставляли кубки, раскладывали ножи и тащили откуда-то пустые блюда.
В его сторону никто не глядел. Халли не колеблясь преодолел оставшиеся две ступеньки и, согнувшись в три погибели, нырнул под ближайший стол. Протиснулся между козел, скорчился на полу, засыпанном тростником, и застыл.
Время шло. Слуги суетились, тащили из кладовых все новые яства. Мужчины спустились в яму и принялись вращать вертел. Где-то — возможно, в кухне — прозвонил колокол, видимо приглашая к обеду. Слуги один за другим вышли из чертога.
Халли вынырнул из-под стола, постоял, пригнувшись, точно волк, выслеживающий добычу. Посмотрел налево — увидел огромные закрытые двери чертога, за которыми слышался шум толпы. Справа, в дальнем конце чертога, крутая прямая лестница вела наверх, на галерею. Туда выходили две, может быть, три двери. Внизу, за возвышением и Сиденьями Закона, мальчик увидел еще ряд арок. Часть из них была занавешена, другие оставались голыми и пустыми.
Очаг ярко пылал. Столы были накрыты, готовы для вечернего пира. Пахло жареным мясом.
И где же Олав?
Халли задрал голову и уставился на галерею.
Наверняка нужная комната там!
Он протянул руку к ближайшему столу и взял длинный узкий нож для мяса. И пошел между столами к лестнице.
Откуда-то сзади, с улицы, внезапно послышался шум, гул толпы сделался слышнее. Большие двери распахнулись. Халли выругался, нырнул в сторону, спрятался за колонной. Послышался голос Хорда — громкий, раскатистый; звук шагов эхом раскатился по чертогу.
— Меня это не волнует! — отрезал Хорд. — Ступай сперва к дяде и принеси ему все, что он попросит. А потом уж садись жрать. Налопаться ты всегда успеешь.
Говорящие прошли мимо. Халли выглянул из-за колонны и увидел Хорда, удаляющегося в сторону занавешенных дверей позади возвышения. Рагнар Хаконссон, белобрысый, бледный, с кислым выражением лица, поднимался по лестнице. Халли было видно, как он отворил одну из дверей и скрылся за ней.
Издалека послышался крик Хорда и сразу вслед за этим — топот бегущих ног. Халли понял, что сейчас в чертоге появятся слуги. Он торопливо огляделся, ища, где бы укрыться. И на тебе: совсем рядом с его колонной лежала груда бочек и бочонков. Некоторые были перевернуты, некоторые валялись на боку. Все они были пусты — очевидно, их содержимое перекочевало на столы или на кухню. Удастся ли ему…
В коридорах послышались шаги.
Прыжок — и Халли исчез. Здоровенная бочка слегка качнулась и снова замерла. Крышка бочки, которая лежала на соседнем бочонке, поползла в сторону и наконец легла на место.
Двадцать слуг вошли в чертог. Приготовления к пиру продолжались.
День сменился вечером, вечер — ночью. Чертог наполнился пирующими. Имя Хакона возносилось выше крыши, люди пили за Хорда, за его жену и сына, за его брата Олава и за славу Дома. Из бочки в углу чертога доносилось негромкое похрапыванье. Но никто его не услышал, никто не подошел поближе. И вот наконец пир закончился.
Люди в Доме Хакона разошлись: одни по комнатам внутри чертога, другие по своим жилищам на улицах и за стенами. На троввской стене протрубил рог, ворота Дома закрылись. Двери чертога тоже захлопнулись, и пожилой вассал задвинул засов. Другие закидали землей огонь в очаге, чтобы угли едва тлели. Последние из слуг ушли спать.
Чертог наполнился тенями. Факелы на стенах угасали, и теперь их свет еле теплился, озаряя стены оранжево-красным светом.
Хорд и Рагнар Хаконссоны сидели рядом за главным столом, среди объедков, оставшихся от пира.
Хорд, невзирая на многочасовые обильные возлияния, выглядел почти так же, как и утром, разве что глаза немного покраснели. Он покачивал в ладони кубок с вином, пристально глядя на сына. На Рагнаре тяготы пиршества сказались куда сильнее. В тусклом свете лицо его выглядело белым, как баранья кость.
Крышка на бочке шевельнулась, впервые за несколько часов. Она накренилась набок, и в щели нетерпеливо блеснули глаза.
У Халли затекли спина и ноги.
Он долго спал и выспался на славу: в бочке было куда теплее, чем в придорожных кустах. Но теперь, проснувшись, он обнаружил, что спина болит, а икры и ступни колет, точно иголками. Ему очень хотелось изменить позу, но он боялся наделать шуму.
Рагнар говорил:
— По-моему, я ей не нравлюсь, отец.
Хорд фыркнул, точно бык.
— Можно подумать, твоей матери я нравился! Отцы наши договорились между собой, и она опомниться не успела, как увидела над собой мою бороду. А хотела она этого или не хотела — кто знает? Она смирилась, как смиряются все женщины, и стала хорошим и находчивым законоговорителем. Не будь таким рохлей, парень! Речь не о том, нравишься ли ты ей или она тебе.
— Я знаю! — раздраженно ответил Рагнар. — Но все же…