Но в этой борьбе потеряла его. Потеряла…

Джозефин плотнее обняла себя за плечи, признавая терзающую боль и пытаясь хоть как утишить ее. Но она ощущала запах мыла, которым он любовно намыливал ее, еще чувствовала внутри сладость его властного проникновения, помнила ласки сильных и одновременно таких нежных рук…

На глаза снова навернулись слезы, в горле встал плотный ком.

Почему все изменилось так быстро и так радикально? – спросила она себя, погружаясь в темные глубины отчаяния. Всего полчаса назад мы обнимали друг друга, целовали, любили… Мое тело до сих пор поет от физической удовлетворенности. И вот теперь, всего лишь какие-то тридцать минут спустя, он навсегда исчез из моей жизни…

Джозефин была оглушена и ошеломлена болью утраты.

Сама комната еще сотрясалась от отголосков его гнева. Пройдет много времени, прежде чем ей удастся забыть презрение в чудесных темно-карих глазах. Забыть прощальные слова Дугласа, полные яростного пренебрежения.

Но еще больше времени потребуется мне, чтобы стереть из памяти все остальные воспоминания о нем, с грустью поняла она. Ведь стоит только закрыть глаза – и перед внутренним взором встает красивая мощная фигура в выцветших джинсах и ковбойской рубахе, и смеются чудесные глаза, и пляшут в них золотистые искорки веселья…

Сейчас Джозефин была твердо уверена только в одном. Что бы ни случилось с ней дальше, замены ему она искать не будет. Суровый урок пошел на пользу. Теперь ей необходимо время, чтобы обдумать свою позицию, пересмотреть стратегию поведения. Подготовиться к тому дню в далеком будущем, когда ей встретится мужчина, ищущий, как и она, отношений без привязанности и взаимных обязательств. Но это будет не Дуглас, не Дуглас… Слезинка сорвалась с кончика ресницы и побежала вниз, обжигая кожу щеки.

Джозефин безучастно уставилась на свои ноги с тщательно накрашенными ногтями и розовыми нежными пятками. Смешно, подумала она, быть такой аккуратной и ухоженной, когда внутри все разрывается на части от невыносимой боли. И вдруг тряхнула головой и резко вскочила. Именно этого состояния эмоционального смятения она и стремилась избежать любой ценой. А сама комната только ухудшала положение.

Прочь! Скорее прочь отсюда! Скорее прекратить это бесцельное нытье и предпринять какие-то позитивные шаги!

Джозефин свернула влажные полотенца, отнесла их в ванную, собрала туалетные принадлежности и, ни на мгновение не задумываясь, швырнула злосчастный кусок мыла в унитаз. Придется сменить марку, подумала она. Умылась ледяной водой, попудрила распухший нос, оглянулась, не забыла ли чего-нибудь.

Ничего… кроме своего сердца. Но она найдет его, обязательно найдет.

Оказавшись у главного подъезда, она спросила у встретившего ее молодого парня из местного обслуживающего персонала:

– Что с моей машиной? Надеюсь, ее уже починили?

Тот удивленно взглянул на нее.

– Починили? А разве с ней что-то было не так? Я не в курсе. Мне никто ничего не говорил.

– Ну, тогда, значит, все в порядке, – оживленно произнесла Джозефин. – Подгоните ее, пожалуйста, и скажите, где я должна оплатить счет?

– Пройдите, пожалуйста, в офис, мэм, – почтительно сказал парень, указывая налево.

Она вошла в офис, где ее встретила молодая веселая девушка.

– Чем могу помочь, мэм? – спросила она, приветливо улыбаясь.

– Я мисс Перкс из восемнадцатого бунгало. Хотела бы оплатить счет за ремонт машины, – ответила Джозефин и подумала, не спросить ли у нее о Дугласе. Наплевать на все свои правила и узнать, кто он такой, как его фамилия, кем он тут работает.

– Простите, мисс Перкс, но счета нет, – сияя, сообщила девушка.

– То есть как? Не может быть. Машина вчера не работала, и мне сказали, что специально вызвали механика.

Девушка порылась в ящиках, достала какую-то бумажку, изучила ее, бросила обратно и покачала головой.

– Нет, мисс, ничего нет. Наверное, ремонт сделали за счет заведения.

Джозефин пожала плечами, повернулась и устремилась к выходу. Она уже взялась за ручку, когда услышала, что ее окликнули:

– Мисс Перкс, извините, я сразу не заметила. Тут вам записку оставили. Наверное, когда я завтракать ходила…

Девушка подала ей длинный конверт. Джозефин разорвала его непослушными пальцами, заглянула внутрь и побелела, а потом позеленела. Там лежали стодолларовая банкнота и записка.

Обычно я не плачу за секс. Но прошлая ночь была исключительной. Д.

Она едва не завизжала, но кое-как удержалась и покинула офис, высоко вскинув голову.

У подъезда уже стоял ее «линкольн». Джозефин сунула хрустящую банкноту пригнавшему его парню. Тот взглянул и рассыпался в благодарностях. Она, почти его не слыша, махнула рукой, с трудом удержавшись от желания смять проклятую записку и швырнуть ему в лицо.

Стоп! – мысленно осадила она себя. Парень ни в чем не виноват. Не надо вымещать на нем зло.