И конечно, он не мог исчезнуть достаточно быстро. Было похоже, что его устраивает жить с матерью. Это была лучшая опция, поскольку он откладывал каждый пенни на колледж, потому что не получал помощи от матери и Мела, так же как и от отца.

Что было для Коннора нормально. Он не возражал идти собственной дорогой. Он бы уехал, как только фейерверк в честь окончания школы растаял в воздухе, но только у его матери были другие планы насчет его.

— Что заставило тебя вернуться? — спросила Лолли. Он заколебался, взвешивая, как много может ей рассказать.

— Я после выпускного нашел себе работу и собственную квартиру. Я думал, у меня началась новая жизнь.

— А теперь ты здесь.

— Просто не мог оставаться в стороне.

Это было куда больше, чем он мог сказать ей, и должен был, вероятно учитывая, что невозможно вести доверительную беседу во всем этом шуме. Может быть, это и к лучшему. Может быть, Лолли лучше не знать истинной причины, по которой он вернулся снова. Другой сын по матери, восьмилетний Джулиан, приехал из Луизианы на лето, Коннор должен был присмотреть за ним. Это был способ держать ребенка подальше от себя и от кулаков Мела.

Коннор едва знал своего брата младенцем, а потом его мать сплавила ему Джулиана, как ненужного щенка. Коннору пришлось потратить целые годы, чтобы справиться с этим, и, может быть, это сделало несколько странным и Джулиана. Восьми лет от роду, он был сгустком энергии, руководимым редко сдерживаемыми импульсами. Согласно его школьным записям, ему была рекомендована частная диагностика, но это никогда не было сделано. И его уровень интеллекта никогда не был исследован, были одни только разговоры.

Школьные записи являли собой многостраничное описание нарушений поведения, не только многочисленные эпизоды хулиганства на школьном дворе или грубости по отношению к учителям. Это были по большей части причудливые и рискованные действия, которые подвергали опасности единственного человека — самого Джулиана.

Мать заявила, что ребенок доведет ее до нервного срыва. Решение пришло с неожиданной стороны — от отца Коннора, который все еще работал в лагере «Киога». Семейство Беллами предложило Коннору работу на лето и пригласило Джулиана в лагерь. Он гадал, рассказали ли они Лолли, что он — очередной стипендиат, жест вежливости по отношению к Терри Дэвису. Он подозревал, что они ей не сказали. Чарльз и Джейн Беллами были деликатны, когда дело доходило до таких вещей.

— Так что ты поделывал? — спросила Лолли. — Почему ты так долго не возвращался?

— Мой отчим сказал мне, что я достаточно взрослый, чтобы приносить в дом деньги. — Коннор изобразил просторечное произношение Мела: — «Ты должен найти работу, сынок. Я не желаю видеть, как ты сидишь целый день, проедая наш дом».

Ему было над чем иронизировать. Прежде всего, он не был сыном Мела. Нравилось ему это или нет, но у Коннора был отец.

— А как насчет дома? — огрызнулся Коннор. — Предполагается, что он у меня есть — дом. Но правда состоит в том, что мы торчим в парке для трейлеров, и это ни для кого не дом. Просто место, чтобы перебиться какое-то время.

Он попытался проследить за выражением ее лица. Было это отвращение? Превосходство? Что думает кто-то вроде нее о том, как живет кто-то вроде него?

— Это звучит потрясающе, — заключила она.

— В самом деле?

— Ну да, черт побери. Подумай о нас. Ты можешь уйти в любую минуту, когда захочешь. Поверь мне, если бы мои родители были способны на это, когда они развелись, их развод не был бы таким уродливым и болезненным.

— Он был уродливым и болезненным?

— Ха. Они могли бы написать книгу по этому поводу. И проблема в том, что они ругались — я называла это годами холодной войны — насчет всяких вещей. Ерунды. Вроде покраски лампы или антикварной мебели. Понимаешь?

— Они не ругались из-за опеки над тобой?

— Черта с два. Нет способа заставить мою мать отказаться от меня. Это была единственная вещь, из-за которой они не ругалась. Было решено, что моя мать останется со мной, как с ней останутся ее месячные.

«Какая ирония», — подумал он. Лолли не могла не оправдать ожиданий ее родителей. Он не мог представить себе родителей, которые чего-либо от него ждут.

— Итак, как насчет тебя? — спросил он. — Как твои дела?

— Последние два лета я путешествовала.

— Куда?

— За море.

— Ты можешь говорить более конкретно. Я думаю, я помню кое-что из своих уроков географии.

Она безрадостно улыбнулась:

— Что ж, попробую описать. Лето после выпускного класса я провела со своей матерью и ее мамой — моей бабушкой Гвен — в Лондоне, Париже и Праге. В лето после первого года в колледже мой отец отвез меня в Александрию, Афины и Стамбул.

— Звучит шикарно, — сказал он. — Черт побери, Стамбул. Египет. Ты видела пирамиды?

— Да. И они были точно такие, как я себе воображала. Не лучше. В это лето места, где я побывала, вещи, которые я видела, были… словно сон.