Ему не ответили.

Тяжелый «Боинг» президента наконец замер. Подали трап, и тогда Громыко и его грузная жена начали встречное размеренное движение в направлении лайнера.

Все было неожиданно и интересно.

Десять других телевизоров, передававших вокзальную хронику, были мгновенно забыты — там переливался на черно-белых экранах нескончаемый поток пассажиров.

— Денисов! — крикнули от двери. — В комнату матери и ребенка! К следователю…

Уходя, он увидел Громыко с супругой, выдвинувшихся на исходные рубежи, высокий трап и все еще закрытую дверь президентского самолета.

Похожая на мордовку дежурная медсестра Вера все еще продолжала плакать. Однако припухшие, приподнятые вверх, как у кошки, глаза выглядели лукаво, казалось, она вот-вот вытрет слезы, засмеется в лицо сидящему напротив Королевскому.

Рядом сидела и вторая дежурившая ночью сестра — Тамара, с правильными чертами лица, классной фигурой и вздорным характером — мучительное испытание молодых лимитчиков милицейской роты. Она числилась патронажной, за устройство на ночлег не отвечала. В ее обязанности входила помощь пассажирам с детьми — получение билетов, транспортировка, организация содействия…

Она подчеркнуто независимо кивнула Денисову.

— Бахметьев хотел, чтобы ты познакомился. — Королевский подвинул отпечатанные страницы. В отличие от других следователей, он печатал свои бумаги на портативной пишущей машинке. — Держи!

Денисов проглядел протокол. Патронажная сестра ничего не видела, ходила по вокзалу, приглашала матерей с детьми на ночлег. Утром ушла. До того, как обнаружили убийство. На допрос ее доставили уже из дома.

— Я могу идти? — Патронажная, не оборачиваясь, процокала каблуками к дверям.

— Бахметьев считает… — Королевский сунул протокол в кейс, перед тем как подойти к зеркалу, — что все-таки следует поинтересоваться тем преступлением…

— Сусанной Маргулис? — Это было следствие их только что состоявшегося разговора.

— Да. Мало ли как будет! Ну, я поехал.

Появился Антон.

— Дала я работы всем… — снова завела медсестра. Тем не менее она говорила уже спокойнее.

— Ты всех подвела… — Сабодаш достал «Беломор», подумал, сунул назад, в пачку. — Меня! Себя… Ты бы позвонила мне! В паспорт бы взглянула на худой конец!

— Кругом я виновата!

— Женщина эта была одна? — спросил Денисов.

— Одна. Так жалко ее стало…

Ей и самой тоже можно было посочувствовать. Работала давно, ее любили за легкий характер и невзыскательность, с которой она принимала вечную чехарду графика, неожиданные дежурства и постоянные подмены.

— Чистенькая такая старушка. В чулках… Одна нога забинтована, опухает. А может, тромб… «Девочка, говорит, нет сил сидеть на стуле!» А тут Тамарка! «Конечно, пусть отдохнет! Такими и мы будем…» А сама хоть бы зашла, посмотрела! Эх, думаю, где наша не пропадала…

Денисов не исключал в качестве мотива и корысть. Были данные: места, значившиеся по отчетам непроданными, в действительности некоторые дежурные сдавали, выручку прятали. Часть денег, возможно, шла наверх.

— Вас четверо было?

— Трое. Фактически двое. Одна — на четвертом этаже. Еще кассир в гардеробе.

— И уборщицы.

— Их не докличешься. Особенно, когда работы поменьше, а в сон клонит. С полтретьего до полчетвертого…

— Я об этой ночи.

— Эта — тихая. С субботы на воскресенье, с воскресенья на понедельник — вообще тишина. А тут еще Рейган прилетает. Милиции полно. — Она снова стала похожа на кошку, как их изображают на почтовых марках — лукавые, суженные кверху безвинные глаза.

— Долго старушка находилась в приемной? — спросил Антон.

— Две минуты. От силы три. Она устала, я буквально с ног валилась! Я ведь с ночи. Меня попросили остаться на вторую смену…

— С какой стороны она подошла?

— Не заметила… Из гардероба кассир отошла — «чай пить». Фактически вздремнуть… Я еще говорю: «Завтра заплатите…» Да, и такое чувство — будто старушка уже была у нас. В этом году…

Денисов внимательно слушал.

Антон продолжил:

— Потом?

— Повела в триста четырнадцатую. В изолятор. «Вот кровать, располагайтесь…»

— А почему в изолятор?

— Больная женщина, рядом дети. Изолятор — самое место.

Денисов слушал. Он лучше представлял все, когда вопросы задавал другой, а сам он был сосредоточен на ответах.

— Поспать пришлось? — спросил Антон.

— Спала… — Она не стала лгать. — Но что за сон? То и дело подходят. Отвечаешь, засыпаешь. Покемарила за столом…

— Долго?

— С час. Потом поезда стали прибывать. Детское питание. Тамарка уехала…

— А как обнаружила?

— В девятом часу. Работаю, забыла обо всем! И вдруг в голову: «У меня же человек в изоляторе! Не оформлен!»