Шрифт:
— Вы запираете комнату, уходя?
— Запираем. То есть должны запирать. Прошел залы — Ассоль нигде не было, вернулся…
— Комната была открыта? Что вам бросилось в глаза? — Мол-нар прослеживал маршрут экскурсовода этап за этапом.
— Вы правы! — Расслабленная рука Пашкова метнулась к лицу, растопыренные пальцы второй, казалось, сейчас вопьются в пальто на груди. — В комнате сидел посторонний!
— Не ошибаетесь?
— За кого вы меня принимаете? Это один из них?
Молнар не ответил.
— Как я не догадался? Он видел! Я снял часы, ремешок бросил в урну…
— Как он выглядит?
— Старше пятидесяти, плотный. В замшевой куртке, она у него не сходится на животе… С портфелем. Я найду его!
— Вы раньше встречались?
— Позвольте! Я видел этого типа в Москве, в кафе «Аврора»! — Пашков обернулся к Поздновой. — Ты должна его знать, Ассоль! Вы сидели за одним столом!
«Еще бы!» — по описанию Кремер сразу узнал Терновского.
— Я ужинаю там почти ежедневно последние шесть-семь лет, когда бываю дома, — с неудовольствием отозвалась Позднова.
Пока Молнар уточнял приметы, Ненюков и женщины-понятые прошли в комнату экскурсоводов.
Несмотря на преподанный урок, двери снова оказались открытыми. На стеллаже, за аккуратной стопой справочников, Ненюков нашел пыльный галстук-регата — примету холостой бивачной жизни, сломанную сетку от электробритвы «Эра». В горшочках с цветами виднелись следы пепла.
Ремешка от часов в урне не оказалось, Ненюков убедился в этом, вывернув содержимое на газету.
С наплывом посетителей администрация гостиницы открыла бар, бездействовавший с осени. Рядом с кофеваркой появились сигареты «Визант», сухое «Береговское», бутерброды.
Потягивая кофе, инспектор по особо важным делам молча посматривал на людей за столиками: их первое любопытство было удовлетворено, и они не обращали на него внимания. Говорили о преступлениях и, судя по всему, давно, поскольку тема клайчевской выставки к его приходу оказалась исчерпанной:
— …В прошлом веке Матеи выкрал не меньше полусотни древних рукописей!
— А возьмите Терезу Эмбер или игуменью Митрофанию!
Тема классических мошенниц показалась Ненюкову надуманной, почти неправдоподобной. Он поискал в карманах, нашел записку, переданную одним из клайчевских инспекторов:
«Мацура, на имя которого поступила телеграмма «Ребенок здоров», в гостинице «Холм» не проживал, в других гостиницах не значится».
Порвал ее, снова сунул в карман и понял, что ищет сигарету. В уголовном розыске всегда кто-нибудь да бросал курить или собирался бросать. Ненюков не курил больше двух месяцев, точнее — шестьдесят три дня, и все это время мечтал о тугой, с фильтром древесного цвета сухой сигарете.
«Если так пойдет — в конце пути я смогу точно сказать, сколько суток мне удалось продержаться…» — Он вздохнул.
От стойки, неся чашечки с кофе, подошли понятые — Кремер и обе женщины. Он подвинулся, давая место:
— Милиция помешала вам отдыхать…
— Успеем, — женщины принужденно улыбались.
— Раньше бывали в Закарпатье? Нравится?
Ответ он знал: старый замок, спускающийся к знаменитому источнику парк. Кажется, время замедляет здесь свой стремительный бег. Или что-то в таком роде. Но женщины промолчали.
— А вам? — Он обернулся к Кремеру.
— Бывший замок Шенборна-Бухгейма сохранился лучше… — Кремер не договорил.
Ненюков допил кофе, сказал:
— Шенборны боролись против здешних владельцев, уничтожили Нижний парк, фонтаны… Организация фашистского лагеря в замке — несомненно результат интриг Шенборнов.
— Чинадеевский замок был тоже превращен в застенок, — заметил Кремер.
— Мне говорили. Вы следите за съемками? Как раз снимают эпизоды «эвакуации» лагеря… Ваш балкон куда выходит?
— К ротонде.
— В парк?
Гонта подошел к столику, лицо у него было порозовевшее с мороза:
— Извините! Владимир Афанасьевич… — Он показал на окно.
Старший оперативной группы, разыскивавший в снегу орудия взлома, в полушубке и в валенках, направлялся по аллее в замок, в руках он нес стальной прут, его помощник на ходу упаковывал металлоискатель.
— Куски арматуры, другого орудия не было, — шепнул Гонта. — Валялся в сугробе у бывшего конного двора. Я проверил: рядом на стройке их сколько угодно…