Помимо общих исследовательских задач, у «Надежды» и «Невы» были свои собственные задачи. «Надежде» предстояло доставить в Японию русского посланника Резанова: правительство для создания и расширения русской торговли желало установить сношения с соседним государством. Необходимо было также доставить грузы в Петропавловск-на-Камчатке и Ново-Архангельск и описать Курильские острова и устье реки Амур. «Неве» ставилась задача посетить Русскую Америку, оказать помощь промышленным людям, правителю этого края Баранову. Большую часть пути корабли совершили врозь, каждый по своему маршруту. Вот почему Лисянский, книга которого выходила позже, счел нужным заметить: «Открывались мне многие случаи не токмо совершать особливое плавание, но даже обозревать и описывать такие места, в которые г. Крузенштерн заходить не имел никакого случая, а особливо во время годичного пребывания моего на северо-западных берегах Америки; посему я долгом себе поставил издать в свет и мои краткие записки, дабы почтенная публика, удостоив прочтения как оные, так и обширное описание г. Крузенштерна, могла иметь полное сведение о всем путешествии…» [64] .

Интересно, что Лисянский не только дополняет Крузенштерна, но иногда и повторяет, считая что такое повторение не будет излишним, что «согласие… описаний послужит сугубым доказательством их справедливости, а разноречие ежели оно где-либо встретится, подаст повод любопытному испытателю к дальнейшему и точнейшему изысканию истины». Здесь важны два момента, которые характеризуют подход автора к «сочинению…путешественных записок». Это, во-первых, отношение к «сочинению» как к своему нравственному долгу («Я долгом себе поставил») перед отечественным читателем. И для такой работы тоже было необходимо проявить подвижничество, тем более что, как признается Лисянский, он «никогда не помышлял быть автором». И второе: в своем подходе, так сказать, теоретическом, автор декларирует, подчеркивает важность документальной точности, изыскания истины. Заметим, что и Лисянский, и Крузенштерн постоянно следуют этому правилу — это тоже характерно для отечественной документальной маринистики.

Составной частью «Путешествия вокруг света» Крузенштерна явился исторический очерк, или, как он его называет, «известия о мореплавателях и открытиях россиян в северной части Великого океана». «Хотя я и не сомневаюсь, — пишет он, — что читателям известно повествование о российских открытиях и плаваниях в Великом северном океане, однако, невзирая на то, полагаю, что помещение здесь краткого об оных известия будет не излишним» [65] .

Исторический очерк начинается с размышлений о преобразовательной деятельности Петра I, прозорливо предвидевшего, что «отдаленные сии страны должны сделаться некогда полезными для государства». Автор высоко оценивает достижения предшественников — Беринга, Чирикова, Креницина, Сарычева, Шелихова, говорит о чрезвычайных трудностях, «преодоленных единственно предприимчивым и терпеливым духом россиян». По его мнению, правительство должно поддержать российских мореходов, помочь построению судов, подготовке искусных начальников. Здесь же он говорит о побуждениях, заставивших его войти в министерство с просьбами об организации кругосветного путешествия ради выгод российской торговли. Поначалу все его старания возбудить интерес к «такому предприятию были равномерно тщетны». Положительный ответ пришел, когда автор его уже не ждал. «Более полугода уже прошло, как я разделял счастие с любимой супругой и ожидал скоро именоваться отцом. Никакие лестные виды уже не трогали

сильно меня. Я вознамерился было оставить службу, дабы наслаждаться семейственным счастием. Но от сего надлежало теперь отказаться и оставить жену в сугубой горести». Над личными планами возобладало чувство «обязанности к отечеству».

Лисянский в своей книге считает возможным обойтись без исторической части: ведь его «записки» призваны дополнить описания Крузенштерна. И он начинает с краткого предуведомления, в котором дает список находившихся на корабле «Нева» «чиновников и морских служителей», т. е. всей команды, от капитана до матросов. Дать список команды и Лисянский, и Крузенштерн считают своим нравственным долгом, своеобразной благодарностью участникам плавания. Как и в книге Шелихова, встречаются здесь отдельные зарисовки быта, труда матросов. Как правило, о многотрудной и опасной работе матросов говорится с одобрением и восхищением. «Матросы обоих кораблей работали денно и нощно», — свидетельствует Крузенштерн, но не называет никого поименно. «Радость, что мы скоро оставим Японию, обнаружилась иначе неутомимостью в работе наших служителей, которые часто по 16 часов в день трудились почти беспрестанно и охотно».

По форме «путешественные записки» Крузенштерна и Лисянского — это путевые дневники, своего рода очерки. Документально точно описан путь следования, достопримечательности разных стран, градов и весей, быт, нравы жителей, особенно тех племен, где сохранились родовые нравы и обычаи — своеобразная экзотика прошлого. Это подчас острые социальные наблюдения, вызывающие критику колониализма, хищничества американских, английских и иных претендентов на Мировой океан, равнодушия к нуждам народа царских чиновников. Но все же можно определенно утверждать: в морской документалистике героика будничного труда простых моряков не обойдена. Особенно конкретно она показана в книгах Головнина, Давыдова, Невельского, В. Римского-Корсакова.

Запоминаются у Крузенштерна, Лисянского, Головнина, Давыдова описания природы, особенно картины штормов. Вспомним у Шелихова: «Буря сия была столь велика». Крузенштерн дает подробное описание бури в Тихом океане по пути с Камчатки в Японию: «Ветер, постепенно усиливаясь, достиг в один час пополудни до такой степени, что мы с великою трудностью и опасностью могли закрепить марсели и нижние паруса, у которых шкоты и брасы, хотя и по большей части новые, были вдруг прерваны. Бесстрашие наших матросов, презиравших все опасности, действовало в сие время столько, что буря не могла унести ни одного паруса. В три часа пополудни рассвирепела, наконец, оная до того, что изорвала все наши штормовые стаксели, под коими одними мы оставались. Ничто не могло противостоять жестокости шторма. Сколько я ни слыхивал о тайфунах, случающихся у берегов китайских и японских, но подобного сему не мог себе представить. Надобно иметь дар стихотворства, чтобы живо описать ярость оного». Любопытно, что сетование автора по поводу отсутствия у него «дара стихотворства» было как бы услышано: в 1807 году в Петербурге вышло отдельным изданием большое стихотворение С.Боброва «Россы в бурю, или Грозная ночь на Японских островах». Стихотворение звучит как здравица в честь русских мореходов:

В книге Крузенштерна описана миссия Резанова в Японию, рассказывается о Камчатке, Сахалине.

Конкретным, интересным материалом насыщены страницы книги Лисянского, посвященные пребыванию мореходов в Русской Америке. Это и встреча с Барановым и русскими промышленными людьми, и путешествие в глубь острова, и взаимоотношения с местными жителями. Описания «населены»: в них обрисованы фигуры русских землепроходцев Арбузова, Повалишина и др. Автор проявляет интерес к легендам аборигенов, людей Севера. Любопытно, что записывает он ту же легенду, на которую обращено внимание и в книге Шелихова («сей народ… почитает же несколько птицу — так называемого ворона»).