18 октября (по старому стилю) 1860 года корвет вышел в кругосветное плавание. Моря, океаны, длительные переходы от порта к порту, штормы, города, земли — обыкновенное и экзотическое… И до этого Костя выходил в моря, на практику, но ведь кругосветное плавание несравнимо с кратковременным. Вот только один этюд: «К утру качка стала столь ужасна, что принужден был встать; трудно было держаться на ногах; чай пить не было возможности; вызвали всех наверх ставить паруса, и мне следовало идти на марс; т. е. на верх мачты за старшего с матросами; волны были до того высоки и ветер до того силен, что корвет наш ложился на бок и черпал то одним бортом, то другим; многих начало понемногу укачивать; меня еще не начинало; я полез на марс; сердце замирало, как я увидел сверху корвет: казалось, волны так и проглотят его; наверх размахи были еще сильнее: мне сделалось очень дурно, меня начинало укачивать, но самолюбие и нежелание показаться трусом перед матросами удерживало меня там: меня вытравило, говоря морским выражением, т. е. вырвало; но я продолжал делать свое дело; поставили паруса, спустились на палубу; море было ужасно…» А сколько таких испытаний еще впереди! И экзотика южных широт не всегда милосердна. У берегов Явы Станюкович заболел лихорадкой. По прибытии в только что (год тому назад) основанный пост Владивосток Костю направили в морской лазарет. В нашем городе он пробыл по одним данным три с половиной месяца, по другим, более мотивированным, — больше десяти месяцев.

Летописец второго года существования Владивостока, начальник поста Евгений Степанович Бурачёк (он сменил прапорщика Николая Васильевича Комарова) оставил интересные «Воспоминания за-Амурского моряка. Жизнь во Владивостоке. 1861 год». В них он дал яркую картину жизни и быта русских моряков и солдат «на краю восточной Руси». Упоминает автор и о гардемарине Станюковиче, волей судьбы заброшенного сюда и оказавшегося в лазарете. Лейтенант Бурачёк пригласил Станюковича в свою командирскую комнату. Один лейтенант, другой гардемарин, оба были молоды, любили книгу, пробовали себя в литературном творчестве. У Станюковича к тому времени в Петербурге в журнале «Северный цветок» были опубликованы первые литературные опыты — лирические стихи о юношеской любви. К тому же оба после длительного плавания остались на берегу. Но Бурачёк здесь был с лета 1861 года: его назначили командиром поста.

В письмах из Владивостока своей сестре, «голубушке», «бесценному другу» Лизе, Костя Станюкович также упоминает о Бурачке, о своем пребывании в лазарете. Письма эти очень подробные, заполнены выписками и из дневника, который не сохранился. А письма, двенадцать сестре Лизе и одно отцу, сохранились и впервые полностью опубликованы в шестой книге «Литературного архива» (1961).

«Чтобы тебе дать понятие об этой сторонке, куда меня занесла судьба и где, между прочим, предполагается главный южный порт Восточного океана, — обращается Костя Станюкович к своей сестре, — я выпишу тебе несколько строк из моего дневника». И начинается владивостокская экзотика: следуют выписки за 6, 7 и 8 января 1862 года. Сюжеты разные. Один из них о приходе тигра. Ночью на скотный двор, где были лошади, тигр пробрался через соломенную крышу и удавил троих лошадей, сложив их в кучу. Солдаты идут в засаду на хищника. Прапорщик Меньчук приглашает с собой и Костю Станюковича. Охота опасная. Но Станюкович успокаивает сестру: «Меньчук предлагает вечером идти в засаду, но я не пойду; к чему мне рисковать жизнью даром. Мне 19 лет, а ему 50 — разница ведь большая». «Только что я дописал эти строки моего дневника, моя дорогая Лиза, как вбежал Мартын и сказал, что тигр у бани (это сто шагов от казармы). Раздалось три выстрела; тигр ушел. Вот мой друг, куда занесло меня». Но Станюкович не очень-то сетует на опасности своей морской жизни. Опасности не обойдешь, хотя и на рожон лезть нельзя. И чувство иронии не оставляет Костю Станюковича: занесло на край света, ну и что ж… «И к пользе, потому что навык к опасностям не лишен для людей. Теперь я понимаю, как можно жить спокойно, как живут в Индии, и там, где соседи не хорошенькие Гурьевы…» «Навык к опасностям» не раз пригодится Станюковичу в жизни. Не раз он восхитится этим навыком у простых матросов; это отразится в морских рассказах. А историю с тигром впоследствии Станюкович опишет в рассказе «Во Владивостоке» (печатался и под названием «Тигр идет»), где выведен обаятельный образ матроса Артюшки. Жизнь не обделяет опасностями и трудностями ни дома, ни в дороге. Навык к опасностям, еще в большей степени, чем на суше, приобретается в море. Об этом впоследствии писатель скажет, что он «был и есть, выражаясь метафорически, одним из матросов, не боящихся бурь и штормов и не покидавших корабль в опасности».

После ухода из Владивостока, с 22 мая 1862 года до августа 1863 года, Станюкович плавает на различных кораблях Тихоокеанской эскадры. Молодого гардемарина приближает к себе адмирал А.А. Попов. «Тогда находились редкие адмиралы и капитаны, которые умели делать службу осмысленною, а не каторгою или тоской», — говорится в рассказе «Море».

Одним из таких редких адмиралов был Попов. Его имя связывают с именами Корнилова и Нахимова, к которым он был близок, его называют в числе учителей адмирала Макарова. Попов был хорошо знаком с семьей Станюковича. Он знал, что молодой гардемарин проявил свои литературные способности. Заинтересованное отношение Попова позволило Станюковичу увидеть гораздо больше, чем если бы он был на своем корабле. Адмирал Попов поддерживал литературные начинания молодого моряка, будущего писателя. Но такое положение не во всем устраивало юношу, стремившегося к полной самостоятельности. Его взгляды были чужды карьеризму. В письмах сестре он сетует, что близость к адмиралу тяготит его: «Крайне невесело бывает иногда… Я обедаю и пью чай у него… Помогаю ему в письменных его работах…», «…Он человек деятельный и добросовестный, любит меня очень, да мне-то это не по нутру — состоять при нем… Обидно предпочтение перед другими… Что все скажут… Правда, еще ничего дурного не говорят, потому что я держу себя с ними свободно и хорошо…», «Где я буду дальше, не знаю, но желал бы не с адмиралом. Как ты ни пиши, что выгодно или невыгодно, я, по счастию, нахожусь в летах, когда благородство и независимость — стоят по одним уже влечениям — выше всяких выгод по службе… Что мне с выгоды…» [158] . В своих взглядах семнадцатилетний Костя Станюкович тяготел к Белинскому, Герцену. Об этом говорят факты: во Владивосток он будет просить прислать журнал «Искра» и сочинения Белинского. По пути на восток, когда судно 5 ноября 1860 года бросило якорь на Темзе в Лондоне, он тешит себя надеждой: «Может быть, проскользну к Герцену. Очень хотелось бы этого…» Знаменательно, что Герцен в «Былом и думах» давал положительную оценку настроенности некоторых военных моряков. Он писал: «Между моряками были тоже отличные, прекрасные люди», «вообще между молодыми штурманами и гардемаринами веяло новой, свежей силой» [159] . Они, по словам Герцена, «по великому закону нравственных противодействий, под гнетом деспотизма корпусов, воспитали в себе сильную любовь к независимости». К числу этих «отличных, прекрасных» людей, несомненно, принадлежал и Станюкович.

В литературе не раз отмечалось, что прототипом Корнева в повести «Вокруг света на „Коршуне“» и в рассказе «Беспокойный адмирал» был адмирал Попов (именем его назван остров). В творчестве писателя «беспокойный адмирал» Корнев противостоит «грозному адмиралу», как противостоят образы капитана «Коршуна» Давыдова и ему подобных образам тех господ, которые, в насмешку называя Давыдова «филантропом», утверждали, что такое обращение еще несвоевременно, что матросу без линька и жизнь не в жизнь (очерк «От Бреста до Мадеры»). В Корневе живет подлинная морская душа. Он, как истинный моряк, много сам плавал, понимает и ценит отвагу, решительность и мужество и знает, что эти качества необходимы моряку. Он не боится ответственности, умеет поддержать моряков, одобрить их хорошие дела. «Морской дух, — пишет автор, — беспокойный адмирал считал главным достоинством моряка». Образ морской души, который возвышен по-своему в морских произведениях советского писателя Леонида Соболева, пришел в литературу еще с произведениями Станюковича: традиция не была утрачена.

Основная мысль в произведениях Станюковича — мысль о духовной силе и красоте народа. Она связана прежде всего с простыми людьми, с простыми моряками. Станюкович говорит об особенности русского матроса, «дельного, сметливого, но нисколько не страстного к морю». И в то же время, как бы споря с этим своим положением, он показывает, как этот матрос борется со свирепой непогодой, с честью выходит из самых жестоких испытаний («В шторм»).

Заметно стремление показать не столько внешние приметы морского быта, сколько душевные особенности матросов: желание скрасить тяжелую жизнь, представления о любви, о семье, тоска по дому. У Станюковича появилось то, чего не было у его предшественников: он все чаще смотрит на вещи глазами простых матросов. И одновременно вглядывается в их души, стремится понять эти души изнутри. Подобно Гончарову, Станюкович всюду, куда бы ни заносила его судьба, обращен к мысли о трудной доле русского мужика. Рассказывая о тяжелой работе негров, о заунывной песне, которой скрашивает один из встреченных им негров свою участь, писатель подталкивал читателя подумать и о судьбе русского мужика: «Мне показалось, что характер этой песни мне несколько знаком… Те же жалобы заунывные, те же мольбы однообразные». Так он писал в очерке. А в повести «Вокруг света на „Коршуне“» эта же мысль будет выражена с еще большим публицистическим напором. «Невольно напрашивалось сравнение с нашими деревенскими избами… Чем-то знакомым, родным повеяло от этой песни на русских моряков. Им невольно припомнились русские заунывные песни». И у Гончарова мы встретимся с мыслью о родной почве, о постоянном сравнении своего с чужим, об освобождении мужика от крепостной зависимости. Но у Станюковича мысль эта становится социально острее. Так, рисуя жизнь в море, в чужедальних странах, писатель стремится поставить социальные проблемы, характерные для русской жизни 60-х годов XIX столетия.

Неприятие Станюковича вызывали люди, пронизанные буржуазной торгашеской моралью, «господа, отечество которых, по выражению одного из них, — доллар». На образ этот дельца и торгаша указывал и Гончаров. Колониализм в его лице находил острого критика. Бывая в китайских портах и наблюдая картины феодальной жестокости, Станюкович замечает: «Нигде, как в феодальном Китае, жизнь, это высшее благо, не ценится так легко». Примечателен и очерк «В Кохинхине». Станюкович посетил Южный Вьетнам в пору франко-вьетнамской войны (1858–1862). Французские колонизаторы оккупировали шесть южных провинций Вьетнама и превратили их во французскую колонию Кохинхин. Как известно, вторая франко-вьетнамская война (1883–1884) на долгие годы превратила Вьетнам в колонию Франции. Станюкович побывал в деревне, поселке, наблюдал жизнь в Сайгоне. Раздумывая о судьбе колонии, осуждая колониальный деспотизм, он трезво усматривал, что здесь «много еще прольется крови». Эти страницы написаны с большим сочувствием к вьетнамскому народу, который встал на героическую борьбу за независимость и свободу. Критика колониалистской политики европейских цивилизаторов приобретает еще больше остроты в повести «Вокруг света на „Коршуне“», где Станюкович напишет о своем отвращении к войне и к тому «холодному бессердечию», с каким колонизаторы относятся к местным народам. Чужие пришлые люди, они, выдавая себя за спасителей, «жгли деревни, уничтожали города и убивали людей». «И все это, — с едким сарказмом замечает Станюкович, — называлось цивилизацией, внесением света к дикарям» (глава «Юный литератор»).

Сердце писателя полнилось болью за Россию, за ее народ, который был опутан цепями крепостничества. О том, как рождается чувство родства с народом, Станюкович рассказал в удивительно светлой, прекрасной повести для юношества «Вокруг света на „Коршуне“» (1895–1896). Девятнадцатилетний герой книги Володя Ашанин посещает дальние страны, проходит через штормы и опасности, не раз бывает на грани жизни и смерти. На морских дорогах к нему приходит чувство гуманности, уважения к людям. Благодаря близкому общению с матросами, например, Михаилом Бастрюковым, «Ашанин оценил их, полюбил, и эту любовь к народу сохранил на всю жизнь, сделав ее руководящим началом всей своей деятельности [160] ». Никогда еще в русской маринистике эта близость к народу, к простому моряку не была поставлена так высоко. Так мог сказать о любви к народу только писатель, который становился, подобно некрасовскому Грише Добросклонову, на позиции народного заступника. Любовь к русскому народу — «руководящее начало» всей деятельности таких писателей, как Станюкович.