АНАТОЛИЙ ЛУКЬЯНОВ: Во-первых, должен уточнить, Ельцин с оппозицией расправился так, как никто в мире не расправился. Он расстрелял парламент. Такого не было никогда. И оппозиция тогда составляла целый парламент. Был такой пример в Чили, там был просто президентский дворец. А здесь был целый парламент.

ВЛАДИМИР БАБУРИН: Анатолий Иванович, но никто из парламентариев при этом расстрелян не был.

АНАТОЛИЙ ЛУКЬЯНОВ: Они подверглись таким издевательствам, что один из них умер, а вообще, по тем данным, которые есть, которые были опубликованы, скажем, в «Независимой газете», жертв было, по крайней мере, более 500. Вот что такое позиция и его отношение к этому делу. Во-вторых, что касается того, что он согласился на амнистию в какой-то степени, а меня избирали, когда я был еще под судом, избрали депутатом Государственной Думы, то здесь у Ельцина было мало возможностей затормозить этот процесс. Он потом многократно говорил о том, что ему не дали, вовремя приняла решение Дума, которая была как раз оппозиционной, потому что первая Дума была действительно оппозиционной по отношению к Ельцину. Другое дело, что теперь такой оппозиции нет. Но Ельцин оппозицию не открывал. Оппозицию открыл фактически… Ну, я не буду говорить о первых годах советской власти, когда оппозиция была совершенно открытая, до 1922 года, и были левые эсеры, и меньшевики, и максималисты, были все.

ВЛАДИМИР БАБУРИН: И там-то как раз оппозиция потом была реально расстреляна.

АНАТОЛИЙ ЛУКЬЯНОВ: Ничего подобного! Если кто-нибудь расстрелял оппозицию и Учредительное собрание, то расстреляли «белые» как раз, Врангель. Это вот соответствует действительности. А что касается того, как относились к оппозиции, то оппозиция возникла при Коммунистической партии, возникла Межрегиональная депутатская группа, и мне с ней пришлось очень много работать, в частности, встречаясь неоднократно с академиком Сахаровым.

ОЛЕГ ПТАШКИН: Анатолий Иванович, скажите, пожалуйста, а зачем, в принципе, парламентарии принимают закон об оппозиции? Почему оппозиционные партии не могут самостоятельно работать и препятствовать монополизации власти «Единой Россией», которая сейчас представляет единого монополиста? И еще такой момент. Хотелось бы узнать у вас как у человека, прожившего достаточно яркую жизнь, на какие грабли сегодня наступает «Единая Россия», если сравнивать ее с КПСС?

АНАТОЛИЙ ЛУКЬЯНОВ: Я думаю, во-первых, что оппозиция — это необходимая часть парламентской работы. Если оппозиции нет или, как заявил недавно председатель Государственной Думы Грызлов, Дума существует не для споров и дискуссий, здесь нечего делать дискуссиям, то мне тогда все ясно. Дело в том, что оппозиция позволяет делать настоящий закон. Во-вторых, оппозиция — это отражение определенных интересов населения, если тесно связаны. Поэтому никаких вопросов о том, что оппозиция нужна, у меня нет. Я недавно был в Греции и видел, как принят был закон об оппозиции, и там он действует.

ОЛЕГ ПТАШКИН: Я прошу прощения, у меня вопрос просто немножко в другом русле. Я говорю о том, почему не могут оппозиционные партии просто действовать на благо народа, отстаивать какие-то народные интересы, а не декларировать свои намерения о действиях путем принятия законов об оппозиции?

АНАТОЛИЙ ЛУКЬЯНОВ: Никто не может обвинить коммунистов, и сегодняшних коммунистов и левые силы, что они не отражают мнение определенных слоев населения, прежде всего трудящихся, тех, кто сегодня большинство составляет. Особенно за пределами тех 10 процентов, которые являются правящим большинством. Вот поэтому речь идет о том, что эти интересы выражаются. На множестве законов можно показать, что вносилось и как отклонялось, сказать о том, как действовала оппозиция в первом, вторым созыве Думы, как потом были захвачены позиции в парламенте, во всех комитетах появилась «Единая Россия», которая, давайте говорить прямо, получила на выборах 37 процентов голосов (это вы знаете ведь) и в то же время стала располагать 300 депутатами, двумя третями голосов. Так что тут очень много можно говорить об оппозиции, и она необходима, об это совершенно ясно и четко мы говорим везде, выражая интересы как раз своих избирателей.

А с другой стороны, могу вам сказать, вы говорите, что партии должны… Мы готовы консультироваться, действовать вместе иногда, когда они голосуют вместе. Тут вопроса нет. А вот что касается выражения интересов, то сейчас в Думе сложилась такая ситуация, при которой практически любое указание президента и любое указание правительства беспрекословно выполняется большинством думским. А потом начинаются изменения, скажем, как было с льготами для пенсионеров и по целому ряду других вопросов. Или, скажем, утвердили форму знамени Победы, сняв с него серп и молот, а потом пошли на попятную, потому что это вызвало возмущение людей. И так достаточно много можно было сегодня говорить о действиях оппозиции, нас выталкивают на улицу. И мы выносим не только этот закон об оппозиции, а мы вынесли закон о референдуме, отстаивали его дважды, в том числе и я, в Конституционном суде.

ВИКТОР ТИМОШЕНКО: Уважаемый Анатолий Иванович, есть фраза, которую приписывают экс-спикеру Украины Александру Морозу. Он говорил: «Кто желает восстановить СССР, у того нет головы, а кто не жалеет об этом, у того нет сердца». Какое у вас отношение к этим идеям?

АНАТОЛИЙ ЛУКЬЯНОВ: Я хочу сказать, что это ведь воспроизведение известной фразы Черчилля, и относилось оно к совсем другим вещам. Там говорилось: «Я не знаю молодого человека, который не был немножко революционером. Если он не такой, то у него нет сердца. А если он уже серьезный, зрелый человек и тоже продолжает такую деятельность, то у него нет головы, нет ума». Так что это перепев вот этих вещей. Я убежден, что Советский Союз, и братская дружба славянских народов особенно, умышленно был разрушен. Почитайте последние опубликованные в интернете выступления Тэтчер. Я с ней встречался, с этой дамой, и она тогда говорила, что это цель, цель — разрушить эту империю. С моей точки зрения, так или иначе, рано или поздно, при всех политических силах, которые будут сталкиваться и все прочее, союз славянских народов воскреснет. Он как Атлантида, его загнали вниз, но он поднимется. Я убежден совершенно в этом.

Я был не только депутатом Государственной Думы, я был еще депутатом Парламентского собрания Белоруссии и России. Украинская группа приезжала к нам, и она входила в этот союзный парламент, это были представители разных партий украинских, и они мне говорили об этом. Я не сомневаюсь, что нормальные, живые связи, в том числе и экономические, и политические, культурные связи победят. Не раз славянские народы разобщались и собирались. У нас общая история, общие коллективистские подходы ко всему, связанные прежде всего с православной религией. У нас свои традиции. И еще неизвестно, откуда рождалась Русь — из Киева или еще из каких-то княжеств. Мне кажется, что это победит. И тут я остаюсь оптимистом. И мне кажется, что тот, кто так говорит, прежде всего не имеет сердца.

ВЛАДИМИР БАБУРИН: Анатолий Иванович, во время нашей последней беседы, еще в вашем кабинете председателя Комитета Государственной Думы, мы сказали, что где-то в середине — в конце 80-х, 1986, 1987, 1988 годы к вам пришло осознание, что большой бедой для Компартии было то, что в КПСС были коммунисты и были члены партии. Как вы полагаете, эту беду не КПСС ли сама положила, эту бомбу замедленного действия, требуя от достаточно большого количества населения Советского Союза некого выражения поддержки этих идей, что привело к тому, что люди шли в комсомол для того, чтобы поступить в университет? Вот нельзя было в МГУ поступить, не будучи комсомольцем, на большинство факультетов. Просто нельзя, потому что нельзя. На факультете, на котором я учился, нужно было быть не только комсомольцем, а нужно было еще обязательно характеристику из райкома ВЛКСМ принести.