Он решил выждать, что еще скажет Вербицкий.

— Хорошо, что я догадался послать одного человека за вашими чертежами… Пропуск и документы, бывшие при вас, когда случилась эта… авария, оказались как нельзя более кстати. Товарищ Панкратов, как это можно было предвидеть, принял моего посланца за вас, и выдал чертежи…

— Мои чертежи! — вскрикнул Яков, не в силах более сдерживаться. — Вы их выкрали…

— Ну зачем же такие слова. Просто я позаботился, чтобы они снова попали к вам… для дальнейшей работы. Ведь промедли я хотя день, было бы поздно. Ни вам, ни кому-либо другому уже не удалось бы получить их обратно. А сейчас они вот тут, хе-хе!

И Вербицкий, хихикнув, похлопал себя по боковому карману пиджака.

Превозмогая боль, Яков приподнялся и, привалившись к стене спиной, с ненавистью смотрел на ухмыляющееся лицо профессора.

— Здорово… — проговорил он наконец. — Здорово это у вас получилось, профессор! И что же вы хотите теперь от меня?

— А давайте играть в открытую! Знаете, как в преферанс — карты на стол. Это лучшее, что вам остается. Скомпрометированы вы достаточно… и кроме того, находитесь в наших руках. Самое разумное для вас — последовать совету автора статьи и обратиться к тем, кто должным образом оценит ваши способности. Умные люди нигде не пропадут! Не правда ли, Смагин?

— Точно, — раздался сзади хрипловатый бас.

Яков повернулся и увидел своего караульщика, который, войдя в дверь вслед за профессором, присел на корточки, как лягушка, готовящаяся к прыжку.

— Прошу любить и жаловать. Это — Смагин, мой друг. Впрочем, вы уже имели случай с ним познакомиться. Предупреждаю, человек он без предрассудков, не белоручка, и ему ничего не стоит спровадить человека к праотцам…

«Ну и банда! — подумал Яков. — Интересно, кто же третий… тот, кого они послали за чертежами? Сашок был прав! Ну, что ж, постараемся по крайней мере выиграть время…»

— Что же вы мне предлагаете?

— Конкретно? Извольте. В скором времени мне предстоит небольшая научная командировка за границу. Мои друзья постараются и вас переправить гуда же. Мы встретимся и договоримся обо всем. Вам будет предоставлена возможность работать по специальности. И у вас будет много денег. Поверьте, вам не придется жалеть… Ну, а до тех пор вы остаетесь моим гостем, на полном иждивении, конечно!

— А если я, находясь за границей, сообщу в советское полпредство, чем занимается по совместительству один из наших профессоров?

— Не думаю, чтобы это вам удалось. Но даже и в таком случае вы мало что выиграли бы… А потеряли бы все. Неужели вам не жаль жизни, мой юный друг? Впрочем, вы еще не распробовали как следует, что такое жизнь! И что она может дать человеку со средствами… А в деньгах у вас недостатка не будет, это я вам гарантирую. Ну, что вас останавливает? Идеи? Беллетристика! Бросьте это, будьте настоящим материалистом. Не упускайте счастливого случая. Вас ждет такая карьера, о которой можно только мечтать!…

— Да… (Яков глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь сдержать себя). Да, об этом стоит подумать. Жизнь, действительно, надо прожить хорошо. Это мы знаем.

— Вот именно, — подтвердил Вербицкий. — Очень рад, что вы того же мнения. Давайте закончим на этом наш разговор и поужинаем. Вам надо подкрепиться, дорогой. Ушиб ваш, надеюсь, не серьезен. Через пару недель все пройдет, и можно будет предпринять маленькое путешествие. Смагин, голубчик, налейте нам по стопочке «московской»! Вот так. За ваше здоровье, мой юный друг!

«Он прав, надо поесть», — подумал Яков и, видя, что Вербицкий, выпив водки, аппетитно закусывает ломтиком хлеба с икрой, взял и себе бутерброд.

— Ешьте, ешьте, — улыбнулся Вербицкий. — Никто вас не собирается травить. Вы нам нужны в живом виде… (Он выпил еще и поднялся с табуретки.) А теперь — спокойной ночи. Только не обессудьте, придется вас запереть… осторожность никогда не мешает. Пока!

И, помахав на прощанье рукой, профессор скрылся за дверью. Его место на табурете занял Смагин. Он обождал, пока Яков кончил ужинать, потом забрал с собой посуду и вышел, предварительно выключив свет. Яков слышал, как щелкнул дверной замок. В каморке стало совсем темно, только оконце все еще выделялось туманной полоской.

Оно было так узко, что ни один, даже самый тощий человек не смог бы в него протиснуться. С этой стороны возможность побега была исключена.

Яков лег на свой тюфяк. Еда подкрепила его силы, и мысли сейчас работали четче. Он обдумал свое положение и пришел к выводу: надо бежать, бежать, чего бы это ни стоило. Но как?

Он ощупал забинтованную ногу. Может быть, ушиб был не так уж силен, и кость цела? Нога болела по-прежнему, но Яков решил проверить. Он стал развязывать бинты, чтобы освободиться от шины, сковывавшей все его движения. Но, допустим, что он сможет передвигаться, хотя бы ползком… как выбраться из этого подвала?