— Обе роялистки?

— По убеждениям — видимо, да, но их нельзя считать людьми лорда Ингена. Знаешь, это скорее его тогда можно было бы считать их последователем — он и младше них, и менее родовит.

— Понятно, тёткам было бы западло ему подчиняться.

— Что? Не понял, прости…

— Ну и слава богу, — вырвалось у петербуржца. И продолжал рассматривать гостей лорда Даро.

О каждом из них друг говорил ему пару слов, и у Ильи стало появляться ощущение, будто перед ним начинает разворачиваться живая история Ночного мира. Она превращалась из разрозненного сборника сухих фактов, которые знаешь, но которых не чувствуешь, в подлинную ткань былого, в пространство жизни и чувств. Оказывается, кто-то вдыхал её воздух, пробовал на вкус её радости и боль и вот теперь стоит здесь зримым доказательством того, что прошлое действительно было.

И юноша начал понимать, почему столь многие ценят титулы, хотя что в них, кроме гордыни, ну и, если говорить об Оборотном мире, ещё и доли власти? Конечно, за каждым из ныне существующих людей стоит реальная история, давшая жизнь его предкам и ему самому, однако мало в ком она ощущается настолько отчетливо, как в титулованных особах. В людях, которые к тому же живут так, будто века, отделяющие их от предшественников, не плотнее белоснежной вуали, наброшенной на лицо невесты.

Леди с лицом, обезображенным следами сгладившегося шрама, поздоровалась с Ильёй за руку. Он сперва опасался поднимать на неё глаза, но через ару минут разговора совсем позабыл о её обезображенном лице и с удовольствием принялся болтать о жизни в школе Энглейи. Она слушала его с внимательностью, которая не могла не льстить юноше, знающему к тому же, что когда-то эта женщина водила в бой войска и ещё не совсем позабыла об этом.

— Наверное, женщине в походе труднее. — Разговор их потёк настолько свободно, что этот полувопрос-полуутверждение вырвался у Ильи как-то само собой.

— Труднее, чем мужчине? — переспросила она. — Да. И знаете, главным образом почему? Потому что не всегда удается мыться тогда, когда этого просит организм. — Женщина с любопытством и даже с каким-то оживлением смотрела, как юный собеседник краснеет. — Но даже к этому привыкаешь. К чему угодно можно привыкнуть.

— Она странная, — сказал он Санджифу, когда друзья оказались рядом и чуть в стороне от гостей.

— Ты о леди Шаидар? Она резковата, грубовата. Часто ведет себя как мужчина. Но это и понятно…

— Нет, не резка. Слишком… прямолинейна. Ваши женщины обычно такие церемонные, прямо ни одного лишнего жеста, ни одного лишнего движения.

— Наши женщины тоже бывают разные. Особенно если речь идет о героине одного из крупнейших сражений нашей истории. Госмирское сражение, помнишь, Ирвет упоминала?

— Не-а. Но верю, что она вся из себя такая героическая. — Он снова покосился в сторону дамы, теперь беседующей с хозяином дома. — Слушай, а почему ей шрам не вылечили магией? Уж магией-то наверняка можно такое сделать…

— Это шрам, оставленный магическим оружием. Подобные не убираются до конца. — Санджиф оглянулся. — Пойдем, я тебя познакомлю ещё с одним человеком. Ты же интересуешься Истоками. Он был первосвященником и пятьдесят лет назад ушел в мирскую жизнь.

— А у вас так можно?

— А у вас нельзя?

— Не знаю… Вроде нельзя…

— Это неправильно. Впрочем, у вас и об Истоках не все знают, большинство живут короткую жизнь.

— Знаешь, если бы нашим дали возможность ими пользоваться, наш народ там бы купался по записи, — разозлился Илья.

— Если Бог разместил Истоки именно в Ночном мире, значит, таков был его замысел, — спокойно ответил сын лорда. — Так что пойдем, познакомлю. Если захочешь, спросишь его об этом.

— Неловко как-то… Тем более, он уже не священник.

— Так тем и лучше! Он не обязан соблюдать требования своего положения, а может высказывать своё мнение так, как захочет. Идём, — и подтащил Илью к седоголовому сутулящемуся мужчине, которого, однако, не повернулся бы язык назвать стариком, хотя на лицо его и руки словно паутину кто-то набросил — росчерки мелких морщинок покрывали их целиком. Но осанка была такой горделивой, а взгляд таким твердым, каким и в молодом возрасте каждый может похвастаться.

Бывший священнослужитель одобрительно приветствовал Санджифа и его друга. Илья слабо себе представлял, о чем можно беседовать хоть и с бывшим, но духовным лицом — разве что выслушать поучения. Сын лорда непринужденно разрешил его сомнения, он спокойно ткнул пальцем в своего спутника и заявил:

— Вот мой одноклассник интересуется Истоками, господин Лонагран.

— Меня это нисколько не удивляет. Ведь твой одноклассник — уроженец Дневного мира. Каждый из них встречается с Истоками лишь здесь; конечно, они не могут их не заинтересовать.

— Да дело не в этом. — Илья всё ещё был красен, как местный закат. — Просто разные же взгляды есть на Истоки. В том числе и такие, которые не поддерживаются вашей церковью.

— Да, разумеется. — Бывший священник посмотрел на юношу с любопытством. — И хорошо, что молодой человек в столь юном возрасте уже интересуется столь… неоднозначными вопросами.

— Вы это одобряете?!

— Конечно. То, что может быть наиболее благотворно для человеческой души — это размышления о сути вещей в окружающем мире. Разумеется, при этом не следует забывать о благочестии. В исконном смысле этого слова, конечно. Благочестие, то есть то, что позволяет человеку быть достойным божественной снисходительности.