Новый ромам Александра Проханова — своего рода продолжение скандального «Политолога». Главные действующие лица — российская элита, легко узнаваемая за ироничными псевдонимами.
На теплоходе «Иосиф Бродский» избранное общество отмечает свадьбу угольного магната Франца Малютки и светской львицы Луизы Кипчак. Во всех каютах телеканал, специализирующийся па рсалити-шоу интимной жизни людей, установил видеокамеры. Канун президентских выборов. Действующий Президент отказывается идти «па третий срок», и его ближайший помощник готовит переворот…
Часть первая
«НИ СТРАНЫ,
НИ ПОГОСТА…»
Глава первая
Глава Администрации Президента Василий Федорович Есаул — на коричневом твердом лбу морщины, как полоски от гриля. Черная, без пробора волна волос, осыпанная металлической сединой. Прямой целеустремленный нос с чуткими ноздрями охотника. Угрюмый блеск умных карих глаз с волчьим золотым огоньком. Густые кустистые брови, которым не давал срастись небольшой прогал переносицы, источавший потаенное свечение спрятанного в кость зрачка.
Собеседник, посол Соединенных Штатов Америки в Москве Александр Киршбоу, — полнеющее холеное тело. Женственные мягкие губы с блуждающей ироничной улыбкой. Нежный обволакивающий взгляд зеленых русалочьих глаз. Волнистые светлые волосы, из-под которых прозрачно светились перламутровые плоские уши. Белые мясистые руки с одиноким перстнем, напоминавшим глаз теленка, взятый в золотую оправу.
Местом их встречи служила резиденция посла «Спасохаус», где в небольшой уютной гостиной был накрыт стол на двоих. За окнами чудесно зеленел сад старинной московской усадьбы, цвели розы, солнечно брызгала и переливалась вода. Среди оконных, чисто вымытых стекол было вставлено одно — малиново-алое, полное рубиновых сочных лучей, которые ложились на паркет, словно в этом месте было пролито вино. Служители в белых камзолах, приносившие на подносах серебряные супницы и фарфоровые соусницы, попадали в лучи, пропитывались сочным вишневым цветом, и казалось, за их белыми туфлями по дубовому паркету тянутся мокрые красные отпечатки.
— Люблю московское сухое лето, жаркое, солнечное и слегка сумасшедшее, — произнес Киршбоу, наслаждаясь звуками русской речи, которой владел в совершенстве. — Впрочем, и зима в Москве великолепна, особенно крещенский мороз, смесь янтаря и лазури, малинового солнца и зеленого неба.
— Я знаю, Александр, вы работаете без выходных. Отказались от отпуска и не поехали в свой любимый Нью-Джерси. — Есаул старался быть любезным, для чего прикрыл настороженные недремлющие глаза, наблюдая за послом с помощью потаенного лобного ока, источавшего прозрачный луч. — Почему бы вам не оставить на пару деньков свой посольский кабинет и не поехать в какое-нибудь замечательное подмосковное место? Например, в Завидово. Там живет престарелый егерь, фольклорный человек. Он расскажет, как охотились в этих местах Брежнев и Громыко, Кастро и Хонеккер. Это он привязывал в кустах пойманного заранее кабана, чтобы престарелый Леонид Ильич мог застрелить зверя из карабина, подаренного ему президентом Никсоном. Хотите повторить этот выстрел?
— Василий Федорович, я не охотник до кровавых забав. Предпочитаю чтение Достоевского или посещение московских коллекционеров и антикваров, у которых иногда приобретаю изделия русской старины. — Отказ Киршбоу сопровождался легкой усмешкой, в которой Есаул усмотрел тщательно скрытую издевку над своим брутальным предложением.
— Ну что вы, Александр! Вы говорите о невинном подмосковном сафари, как если бы речь шла о кровавой оргии в Багдаде и Басре, где бурый песчаник так пропитался кровью, что стал краснее кремлевских стен. — Есаул не остался в долгу, помещая посла в круг эмоций, заведомо тому неприятных.
— Ваш Президент, Василий Федорович, недавно пролетел над многострадальным Грозным. Мне передавали, что он был так потрясен, что сравнил несчастный город с луной.
Киршбоу улыбался женственными губами, с ласковым превосходством над собеседником. И только перстень с оправленным в золото знаком жертвенного тельца говорил о принадлежности Киршбоу к касте жестокосердных жрецов.
— Нельзя сшить одной нитью ваше нападение на Ирак и нашу самооборону в Чечне, — с раздражением, уступая в изящном состязании, произнес Есаул.
— Искусство дипломатии в том, чтобы уметь сшивать и разрезать. Дипломаты — это закройщики, который шьют миру новый костюм. И как знать, где пройдет жесткий шов, а где мягкий вырез. — Неумолимость и угроза прозвучали в этих негромких словах. — . Впрочем, вы правы, Василий Федорович, даже в самых неотложных трудах необходимо отыскивать возможность для отдыха. Я получил приглашение от господина Малютки и его очаровательной невесты Луизы Кипчак принять участие в их свадебном путешествии на теплоходе из Москвы в Санкт-Петербург. Отдых на воде среди изысканной российской элиты — о чем еще может мечтать иностранец, друг России, неутомимо познающий загадочную русскую душу?
— Вы правы, Александр, это будет великолепная свадьба богатых и очаровательных русских. Франц Малютка — самый крупный и успешный углепромышленник России, который не скрывает своих политических амбиций. Луиза Кипчак подарит ему не только славу несравненной обольстительницы и светской львицы, но и родословную самого либерального устроителя новой России, чья могила в Петербурге стала местом поклонения демократов. За ваше странствие по водам! — Есаул поднял бокал с белым шабли, метнув на посла молниеносный угрюмый взгляд.
Их беседа изобиловала необязательными любезностями и едва заметными колкостями, которыми они перчили коричневый, с лужицей незапекшейся крови стейк, занимавший большую часть тарелки. Разглагольствования двигались по плавной спирали, медленно приближаясь к центру, где помещалась сердцевина еще незатронутых тем. Так мякоть персика содержит каменную косточку, которую предстоит извлечь, расколоть щипцами, чтобы ощутить на губах пряную горечь истины. Приближалось время пудинга — гастрономического изделия, в котором из цветного желе созданы прозрачные цветы, чтобы ложечкой можно было вычерпывать их дрожащие лепестки, проглатывая кусочки холодного студня. Малиновое стекло лило на пол винно-красные лучи, будто из кувшина. Есаул опасливо наблюдал прилив алого света, подбиравшегося к столу.