Шрифт:
На чешском языке мои путевые заметки были изданы сравнительно большим тиражом и быстро разошлись в нашей стране. Сегодня я испытываю искреннюю радость от того, что с этой книгой, так же как раньше с книгой «Два Пакистана», написанной мною в соавторстве с Душаном Збавителем (Москва, «Наука», 1966), могут познакомиться советские читатели. Я хорошо знаю, что в Советском Союзе издано немало прекрасных книг в серии «Рассказы о странах Востока», поэтому буду особенно счастлив, если и мой скромный труд станет вкладом в дело углубления и расширения знаний о странах Южной Азии. Надеюсь, что эта книга не пройдет не замеченной у взыскательного читателя вашей страны.
Прага, 1986
Ян Марек
Наваб с рыбой в гербе
Розовый сад Ауда
Скорый почтовый поезд увозил меня холодной февральской ночью на восток. В лунном свете на редкой траве блестело седоватое покрывало инея. Кажется, прошла вечность, пока появилось солнце и я смог подставить свои озябшие руки его согревающим лучам. Но вот мы уже и в Ауде. Громыхая, поезд проскочил железнодорожный мост через реку Ганг, окаймляющую равнину Ауда с юго–запада. Отсюда земли Ауда тянутся на север, вплоть до подножия Гималаев.
За окнами поезда тянулся ровный как ладонь пейзаж. Желтые горчичные и коричневые хлопковые поля чередовались с изумрудными рисовыми полями и зелеными пастбищами. Пастухи начали выгонять стада буйволов, среди которых мелькали коричневые козы. На мгновение блеснет в мелкой впадине зеркальная поверхность джхила — небольшого озера в старом русле реки. И вот мы уже проносимся мимо фруктовых садов, в которых начался сбор урожая бананов, гуаявы и папайи и где дозревают сладкие плоды манго. В полях одни джхилы прячут свои зеркальные поверхности в порослях дикого риса, другие — в более темной зелени листьев лотоса. От джхилов почти всегда тянутся на близлежащие поля узкие оросительные канавки.
Там пока крестьян не видно — сбор третьего урожая еще не начался. Ауд славится тремя урожаями в год. Первый, сентябрьский, называется хариф; в это время собирают различные виды проса, кукурузу, а также немного риса. Лучшие же сорта риса дает декабрьский урожай агхани. Через несколько недель начнется третий, мартовский — раби; крестьяне будут скашивать золотистую пшеницу. Сейчас работа кипит лишь на полях с уже созревшим сахарным тростником.
По характерному железному грохоту мы поняли, что проезжаем еще по одному мосту, на этот раз через реку Сай. Аудские навабы наверняка не могли пожаловаться на недостаток воды в своих владениях: в нескольких десятках километров отсюда течет еще одна могучая река — Гхагхра, притоки которой густой сетью покрывают всю плодородную область. Там цель моего путешествия — город Фаизабад, бывшая столица Ауда, последнего мусульманского государства в Северной Индии.
Свое название Ауд получил от древнего города Айодхья — в средние века его называли Авадх — он расположен в самом центре плодородного края. Здесь в давние времена находилось могущественное царство Кошала. По преданию, в Айодхье родился легендарный принц Рамачандра, герой санскритского эпоса «Рамаяна», правивший Кошалой где–то в I тысячелетии до н. э. Позднее правителем этих мест, по буддийским преданиям, был отец Будды Шуддходана. Земли его владений простирались далеко на запад и доходили до реки Чамбал.
В конце XII века Ауд был завоеван мусульманскими султанами, а позднее Великими Моголами. Самый великий из них — император Акбар сделал Ауд особой провинцией, во главе которой поставил своего наместника, или наваба. Чтобы подчеркнуть важное значение провинции, наместником, как правило, назначали одного из вазиров императорского двора, который получал право носить двойной титул — наваб–вазир. Этот титул аудские наместники сохранили и в XVIII веке, когда Могольская империя стала быстро распадаться и Ауд стал одной из первых провинций, добившихся фактической независимости.
Во время правления Мухаммед–шаха (1719—1748) исход подспудной борьбы между наместниками провинций и центральным правительством был фактически предопределен. Император превращался в символического правителя своего рода свободной федерации небольших государств, над которыми он уже не имел никакой власти — ни административной, ни военной. Теперь его усилия направлялись лишь на сохранение равновесия между соперничающими группировками придворных.
В то время как провинции одна за другой отделялись от империи и объявляли о своей независимости, в Дели — столице Великих Моголов, — казалось, царил безмятежный покой. Отдаленные области империи приходили в запустение, а императорский двор жил своей особой жизнью, течение которой определяло буйное общество знатных авантюристов, шарлатанов, певцов и танцовщиц. Беззаботным девизом этого общества было известное изречение: «После нас хоть потоп». И потоп пришел. Он разразился в виде нашествия всадников персидского завоевателя Надир–шаха. В 1739 году его армия разграбила Дели и уничтожила б'oльшую часть жителей столицы. После Надир–шаха Северную Индию наводнили другие наездники — афганские. Власть делийских императоров становилась все более фиктивной.
В это бурное время наместником Ауда стал честолюбивый персидский купец Саадат–хан, провозгласивший себя независимым правителем. Династия независимых навабов продержалась у власти до 1856 года, когда весь Ауд был аннексирован британской Ост–Индской компанией.
Фактическую власть аудские правители потеряли после поражения в битве при Буксаре в 1764 году. Навабы, активно выступавшие ранее против европейских завоевателей, теперь сравнительно легко отдавали англичанам одну часть своей территории за другой. Они делали это без особого сожаления, так как англичане гарантировали им относительно спокойное и безбедное существование без каких–либо забот о правлении. С большой помпезностью навабы принимали у себя британских резидентов, а свое войско не менее торжественно передавали под командование английских офицеров. Англичане награждали навабов за их преданность по–королевски, хотя и не всегда так щедро, как, например, в 1814 году, когда тогдашнему навабу Гази–уд–дину Хайдару присвоили почетный титул «король Ауда». Это был бальзам на душу наваба, который все свои силы сосредоточил на том, чтобы по пышности двора сравняться с императорским двором в Дели и даже превзойти его.