И в этот момент мои трудные (потому что давались они с превеликим трудом) мысли прервал звонок. Не телефонный, а в дверь.

Я болезненно поморщился: кого нелегкая принесла?! Но делать нечего — кряхтя поднялся, рыкнул:

— Место! — И пошел открывать.

Открыл.

И жутко обрадовался.

И горько простонал:

— Слушай, ну выведи Джона, а? Не погуби! Христом-богом молю!..

Это случилось в феврале, во время моего последнего, то есть, теперь уже предпоследнего закидона. Часа в три ночи я вылез по сугробам из родных кущей к трамвайной остановке, но поскольку домой не хотелось — еще, видите ли, не нагулялся! — подошел к ночному киоску.

Но и пить (в смысле крепкого) тоже уже не хотелось; я купил бутылку пива, попросил парня-продавца откупорить и, потягивая на двадцатиградусном морозе "Оболонь", завел с ним какой-то полупьяный-полуинтеллектуальный базар. Парнишка оказался толковым и смышленым, мы весьма приятно общались через окошко, я заглотил еще бутылку — и вдруг с удивлением обнаружил, что, кажется, мало-помалу начинаю замерзать.

Открытие было не из радостных, и я предложил симпатичному продавцу впустить меня к себе и уже в тепле продолжить наши беседы.

А малый-то оказался с гнильцой. Он скорбно покачал головой и сообщил, что по инструкции это не положено.

Я возразил, что по инструкциям, к сожалению, много чего не положено и что инструкции для того и существуют, чтобы их нарушать. Дудки: умный гадёныш только крутил балдой и аргументировал свою вшивую позицию пошлым: "А вдруг я вас впущу, а вы дадите мне по голове и ограбите киоск?"

Обидевшись, я заверил, что по голове могу дать ему и отсюда; надо только шарахнуть как следует по стеклу, и никуда он, милый, не денется. Однако подлый сучонок, протянув указующий перст влево, довольно ухмыльнулся: "А по стеклу вы бить не будете, ясно?"

Я оглянулся — на другой стороне широкой улицы, метрах в пятидесяти от нас, стоял милицейский "козёл". В смысле — машина, а не человек в милицейской форме. Я даже и не слышал, как она подрулила. Но бояться-то мне, по идее, нечего: не шатаюсь, не корячусь, никого не трогаю (правда, и трогать некого), так что коли менты нормальные…

Оказались — действительно нормальные, прикапываться не стали, постояли-постояли, да и уехали.

Зато у меня стучали уже не только пальцы, а и зубы. Я сделал последнюю попытку: предложил бздуну купить у него бутылку вина и распить ее вдвоем в тепле.

Голый номер.

И вот тогда, обидевшись уже не на шутку, я заявил, что вино все равно куплю, но не у него, а в киоске напротив, и он, гнида, лишится в результате этого части своей сменной выручки.

Однако гнида ответила, что инструкция и здоровье дороже выручки, и пожелала мне счастливого пути.

Я тоже вежливо попрощался и заковылял через дорогу. Начало мести, и я поднял воротник — но что толку? Подошел к конкурирующему с бздуном киоску, обозрел витрину и постучал в окошечко с намерением взять бутылку и пластмассовый стакан.

Окошко открылось, я протянул деньги и сообщил, что мне нужно. Бутылку, стаканчик и сдачу подала девушка в толстом и длинном, как короткое платье, свитере, и только она собралась было опять закрываться, я, малопослушными от мороза и ветра губами, промычал:

— А вы не хотели бы выпить со мной?

Девушка улыбнулась и покачала головой:

— Нет, спасибо.

— Но почему?! — искренне изумился я. — Почему никто не хочет со мной пить? Такой холод! А трамваи не ходят, и машин тоже не видно. В общем, если я прямо сейчас не выпью, то совсем окоченею, и утром первый покупатель обнаружит возле вашего прекрасного киоска мой хладный труп!

Она меланхолично пожала плечами:

— Так заходите.

Я не понял.

— Чего?

— Заходите, — повторила девушка.

— Куда?

— Ну, сюда.

— К вам?! — поразился я.

— Да, а что?

— Нет-нет, ничего! Но подождите, а разве у вас нет инструкций?

— Инструкций? — переспросила девушка.

— Ага. Или чего-то в этом роде. Вот ваш визави, — мотнул головой на негостеприимный киоск напротив, — меня не впустил. Испугался, что ограблю. Да, кстати, а вы не боитесь?

Она снова флегматично повела плечом:

— Не очень.

Я вздохнул:

— Нет, понятно, что мои порядочность и интеллигентность бросаются в глаза даже в пьяном виде, но… все-таки… Хотя не очень я уже и пьяный, — подумав, рассудительно добавил я. — Зима ведь. Но вы же меня совсем не знаете!

Девушка повысила голос:

— Слушайте, или заходите, или я закрываю. Холодно!

— Иду-иду! — испуганно воскликнул я. — Иду, о милосердная! Бегу!

Я обогнул киоск и ввалился в приотворившуюся дверь. Девушка защелкнула замок и показала на табурет возле огромного калорифера: