Остановившись в полутемном коридоре, Редлих зыркнул глазами в оба конца, приставил палец к губам и тихо, язвительно произнес:

— Стратегия и тактика меняются. Получена директива фюрера отторгнуть от Советского Союза промышленные и сельскохозяйственные районы, вырвать в первую очередь кавказскую нефть. Группа наших армий «Юг» превосходит численностью и снаряжением советские войска на юго-западном направлении. Ферштанден? — Он прищурился. — А что там, в Витебске, творится? Кто-то убил Вилли Брандта? Это правда?

— Брандта? Знаю, убит Лео Брандт, а наш Владимир Владимирович, заместитель начальника полевой жандармерии Витебской и Смоленской области, серьезно заболел тифом. — И подумал про себя: «Неужели и с ним уже разделались? Не зевают ребята!»

— Заболел? Какая досада! — понизил голос до шепота Редлих. — Он уже несколько дней не выходит на связь. У него агенты на Брянщине и у нас на Орловщине… Оказывается, заболел. По нашим сведениям, красные сосредоточивают силы в районе Брянского фронта. Сталин опасается немецкого удара на орловско-тульском, курско-воронежском направлениях с целью захвата Москвы с юго-запада. — Редлих смолк, озираясь по сторонам.

— Военного образования я не имею, в стратегии и тактике не разбираюсь, — признался Олег. — И секретными данными не интересуюсь, дорогой Роман Николаевич.

— Тайн я не выдаю, Олег Дмитриевич. Но вы приехали к нам в Локоть, а тут идет война. Придется кое-что осваивать. — Потрепав Олега по плечу, Редлих повел его к выходу.

Сойдя с крыльца, они направились по очищенной от снега аллее к воротам, где расхаживали двое часовых.

У караульной будки топтались Степан Карнаух в ватных штанах и стеганой куртке и бывший графский конюх, бородатый Евстафий Губин в тулупе и валенках.

— А вот и мои протеже! — воскликнул Олег. — И обратился к ним: — К господину Каминскому пришли?

— Стража не пущает. Ежели, грит, по частному делу, то к заместителю, грит, ступайте, — сипло прохрипел Карнаух.

— Ты чего, Степан, простудился? — Олег коснулся его лба. — У тебя жар! У вас есть лазарет? Парень горит, ему хоть таблетки бы какие, — обратился Олег к Редлиху. — Прикажите пропустить.

Тот подал часовым знак, они отступили от калитки. Из караулки выскочил разводящий и откозырнул.

— Спасибо, барин, век не забуду вашей милости, дай вам Бог… — бородач низко поклонился Редлиху.

— Оба к врачу, пусть что-нибудь даст от простуды. — Редлих сунул руки в карманы шинели и поежился от холода. — Ну и типы! Тьфу! — сплюнул вслед побредшим по дорожке мужикам. — Волки! А вы таблетки… Где их взять, эти таблетки?

— Для полезных людей найдутся! — раздался позади них приятный баритон.

Чегодов оглянулся. Высокий красивый мужчина в валенках, распахнутом полушубке и шапке-ушанке оценивающе разглядывал его с головы до ног.

— Здравствуйте, Роман Николаевич. Честь имею! — поклонился он Олегу. — Позвольте познакомиться? Незымаев — главврач окружной больницы в Комаричах, — и схватил за руку Чегодова.

— А я хотел и себе попросить аспирина, — обратился к нему Чегодов, — или как там у вас по-медицински — ацеленой, что ли, кислоты. Знобит что-то!

— Ацетилсалициловой! Зайдите ко мне перед обедом, часика в два. — Незымаев заспешил к калитке, которую часовой предупредительно перед ними распахнул.

— Вроде неплохой парень, — похвалил Олег доктора. — Приятное впечатление производит. — И решил: «Пароль понял!»

— Каждая селедка выдает себя за осетрину, — съязвил Редлих. — Гражданские у вас замашки. А у нас тут военная дисциплина. Как при Павле Первом. Сразу впрягайтесь в работу. Выправлю вам документы, снабжу конспектами. Подготовьтесь и начинайте обучать кадры для нашей РОНА и разведчиков для заброски к красным на ту сторону фронта. И еще: не доверяйтесь никому! Эмигрантов здесь, как и в Смоленске, называют «берлинцами», за нами охотятся ночью и среди бела дня, на улицах, площадях и в квартирах. Ауфвидерзеен! — И, козырнув Олегу, направился к воротам большого дома, перед которыми расхаживал часовой с автоматом за плечом.

«Опасный тип, — подумал Олег. — Таких субъектов, разрушающих психику советских людей, коварно искажающих правду, носителей страшной заразы, надо уничтожать, как бешеных собак!» Олег свернул за угол и остолбенел: на стене разрушенного дома ярко выделялась свежая надпись углем: «Смерть немецким оккупантам!», а внизу более мелко: «Бiць, рэзаць, знiшчаць, тр'ба немчуру — абараняць свае калгасныя порядкi, сваю савецкую зямлю ад грабежнiкау!»

Хотелось захохотать, но он заторопился в сторону от этого дома.