— Я прожил много лет в Югославии. Народы этой страны в силу сложившихся исторических причин были порабощены другими государствами, — продолжал Олег. — Мне кажется, что влияние различных культур сказалось не столько на языке народов Югославии, сколько на религии, характере и даже на обычаях, в результате чего, к примеру, хорваты, будучи под влиянием Австро-Венгрии, приняли наряду с католичеством многие их черты — присущую немцам пунктуальность, отсюда ограниченность мышления, послушание, любовь к абстрактному философствованию. Зерно «протестантизма» и некоторую легкость нравов они позаимствовали у венгров, а также смелость, сопряженную порой с жестокостью и мстительностью. А сербы, будучи под турецким игом, не стали мусульманами, но приняли свойственные туркам патриархальную чистоту, правдивость, внутреннюю порядочность, пренебрежительное отношение к женщине и многое из того, что предписывает Коран. Все это, конечно, мои предположения…

— К чему вы клоните? — хмуро поглядев, свел мохнатые брови Масленников.

— Сейчас вам станет ясно! Во времена царя Алексея Михайловича ученый серб-католик Крижанич писал: «Во всем свете нет такого безнарядного и распутного государства, как польское, и нет такого крутого правительства, как в России». Это преувеличение, разумеется. Крижанич смотрел со своей колокольни, католической… Я подчеркиваю: католической!

— Я историю не изучаю, я ее делаю! — резко заметил Масленников.

— Как велят ее делать католики?… Такого же мнения о православных и католический архиепископ Хорватии Алойзо Степинац, митрополит Львовский граф Шептицкий и, разумеется, ваш шеф Каминский. Мне известны кое-какие суждения о вашей бригаде, и далеко не лестные. «Этой Русской освободительной народной армией командует поляк Каминский и немец Редлих!» — так говорят люди…

— Может быть, скажете, кто?

— Какая разница? Вы шеф осведомительной службы, сами все знаете… Немцы сплетничать не станут… Но если мы создаем «третью силу», то зачем призывать варягов «володеть и править нами»?

Резко очерченные губы Масленникова расплылись в жесткой улыбке. «Кажется, попал в точку, — отметил про себя Олег, — на первый раз хватит!»

Покинув кабинет, Чегодов столкнулся в коридоре нос к носу с Граковым. Они бросились друг другу в объятия.

— Из Берлина?

— Из Витебска, тебе привет от Якова Ивановича, Лесика и всех наших. Только приехал. — Граков полез во внутренний карман пиджака, вытащил конверт и, передавая Олегу, шепнул: — Там записка от Алексея Алексеевича и Жоры.

Обрадованный Олег намеревался тут же вскрыть конверт, но Граков жестом остановил его. Невозмутимо сунул трубку в рот и полез за кисетом.

— Грак, дорогой друг, до чего рад тебя видеть! Так мне не хватало кого-то из вас! — И Олег опять крепко обнял его.

— Ух! Пусти, медведь, задавишь! — взмолился Граков.

— Ты куда? К Масленникову?

— К заместителю Редлиха по подготовке диверсантов.

— Успеешь. Пойдем поделимся опытом. — И Чегодов подхватил его под руку и потащил на улицу.

К началу весны, в распутицу, предстояла переброска диверсантов Гракова в советский тыл и к партизанам.

Вечером Незымаев собрал группу подпольщиков в «кабинете» (кабинетом они называли подвал, где был спрятан типографский станок и радиоприемник). На повестке дня — выполнение требования Центра: проведение более организованной разведывательной и диверсионной деятельности в тылу врага и налаживание четкой, бесперебойной связи с Центром.

— Командованию, — говорил Незымаев, — в первую голову необходимо знать о количестве дислоцируемых войск в районе, их оснащенности, тыловых резервах и, конечно, переброске их. Это основные наши задачи.

— …Особенно важно сейчас, — горячо вклинился Граков, — поскольку фронт к первому апреля стабилизировался! Теперь стоит вопрос: обрушит ли враг свой удар на Москву? Таким образом, исход летней кампании сорок второго года либо будет решаться под Москвой, либо немецкие войска двинутся на юг…

— На юг, на юг, — сказал Чегодов, — это мне известно от Редлиха…

Было много дельных высказываний и смелых планов. Засиделись допоздна. Перед тем как разойтись, Незымаев предложил решить еще один вопрос: использовать скрытую вражду Каминского и Масленникова.

— Натравить на них немцев. Каминский явно глупее Масленникова; строит из себя хозяина округа! Повелевает встречать его колокольным звоном, хлебом-солью. Ни дать ни взять царь-батюшка! — Незымаев хохотнул. — А Масленников дьявольски хитер, его вокруг пальца не обведешь… Хорошо бы их стравить и «сбросить с престола» Каминского!

— Нет, Павел Гаврилович, — горячо возразил Чегодов, — гораздо важнее ликвидировать Масленникова. Он опытен, ловко организует операции против партизан, карательные экспедиции, его бандиты зверски расправляются с населением деревень. Лесничий Степан Карнаух был свидетелем, как «масленниковцы» в деревне Угреевке насиловали женщин и девушек, а детей и стариков в огонь живыми бросали… Масленников рвется на место Каминского, выслуживается перед немцами. У него блестящая память. Вы заметили, что свои архивы он держит в голове. Эта голова опасна!