– Принимали одно вроде, и без наворотов вокруг и на крыше.

– Считай, что это компенсация за шахту. Или ты хочешь, чтобы мы время еще и на демонтаж того, что не вывезешь, тратили? Я понимаю, это в отечественных традициях: до обеда яму роем, после обеда закапываем. Но может, без лютого маразма обойдемся?

– А почему здание не пустое?

– Ну, во-первых, мы и принимали не пустое – там вообще-то трехсменная бригада шахтеров была. Остается-то сильно меньше. Во-вторых, мы вроде договаривались.

– Договаривались просто о людях – мы думали, хантов местных подселите. А у вас топы остаются, на местных жителей не сильно тянут.

– Ну почему же. Если приглядеться...

– Максим Александрович, я помню, что вы замечательно остроумный человек. А вы, наверное, помните, что у меня чувства юмора нет.

– Оно хорошее, только хромает.

– Н-ну да. Вот вечно вы меня сбиваете. Чуркан, допустим, что там делает?

– Он не чуркан... Впрочем, ладно. Живет с семьей, насколько я понял, у него идея-фикс ребенка в чистом воздухе вырастить. Вот и устроил зимние каникулы для узкого круга.

– М-да. Дауншифт затягивает. У нас ведь на него совсем другие виды были.

– Миш, ну погодите уже. Пусть отдохнет человек. Силком вы его в сортир сходить не заставите, даже если ему приспичит. Вы уж поверьте.

– Да мы уж убедились, что у вас все вязкие, как это самое.

– Значит, он так ничего и не сказал?

– Да какая уже разница?

– Значит, совсем ничего. Я все-таки прав был.

– Вы о чем сейчас?

– Да о своем, стариковском. Когда он выходит?

– Вы как будто торопитесь, Максим Александрович. Не надо торопиться.

– Миша. Мы со своей стороны сделали все, что обещали. От вас того же ждем.

– Так мы и выполняем.

– Я на всякий случай повторю попунктно: выплата сбережений и задолженностей всем сотрудникам Союза: тем, кто уходит, – за вычетом затрат по переезду, тем, кто остается на ваших производствах, – в полном объеме. Это раз.

– Это не раз, это три десятка лямов, за которые еще со всех нас спросят.

– Никто не спросит – вы десятку экспортом за месяц закроете. Полный уголовный и административный иммунитет всем нашим сотрудникам по состоянию на сегодняшний день, и пусть каждый сам выбирает чего хочет и куда пойдет – это два.

– И за это с нас спросят.

– Не о чем спрашивать. И ведь это всё, остальное подпункты.

– Которые не так существенны.

– Миш, ты говорил, у тебя чувства юмора нет. Вот пусть его и не будет – допустим, до конца этой беседы. Ты не ответил, когда он выходит.

– Вот дался он вам.

– Мы своих не бросаем.

– Ой ли. И вообще, чего это он своим стал? Я недавно совсем про другое отношение слышал. С драками, погонями и объявлениями вне закона.

– Когда он выходит?

– На этой неделе он выходит. Дело закрываем за отсутствием, прокурорам фотки дырки покажем, чтобы убедились, что ловить совсем нечего, и пускай гуляет.

– Но прежде...

– Но прежде устроим сеанс связи вашим красавцам. Ей-богу, я абсолютно не понимаю, чего ради вы меня экзаменуете и чего ради мы должны для вас что-то делать, да еще и отчитываться. Моя бы воля...

– Росла бы из меня березка?

– О господи. Нет. Но рукавицы шить вы бы научились. Это ж подумать только – разбазарить несколько процентов ВВП, бюджет целого субъекта федерации, я бы сказал, поставить под угрозу государственную стабильность, затеять парламентский переворот, развратить целый отряд не последних чиновников и без счета рядовых граждан, наконец, оставить в центре страны дырку размером с Садовое кольцо – пришли, нагадили, ушли, красота – и свалить на почетную пенсию.