Шрифт:
– Ты чего творишь? – спросила брюнетка. – Пшел вон отсюда.
– Рот щас закрой, овца, – посоветовал Клим, снова зафиксировал дятлу шею, помогая встать пошустрее.
– Вон пошел, сказали! – гаркнула уже шатенка, которая повыше.
Одернуть баб Клим не успел, потому что ему пережали шею и рабочую руку, ловко перекрутили и отшвырнули к двери, где тоже были шкафчики. По ним Клим прогремел спиной и задом, застряв в одном из узких отсеков.
Усадивший его герой помогал Маклакову подняться и отсесть в сторонку. Герой был жилистым молодчажкой с пылу-жару полка – короткие волосы сосульками, кожа красная, парит, из всей одежды – сырая простынь вокруг
– Ты чего творишь? – повторил герой брюнеткины слова, семейное у них это, поди. Конец семье.
Клим, ссаживая локти, выдрался из шкафчика и подтянул штаны, разглядывая героя. Тот не умолкал:
– Это женское отделение, не заметил? Выйди и жди на улице, сейчас объясню все.
– Ты мне ребра сломал, – пожаловался Клим, выдвигаясь на середину раздевалки.
Парень, усмехнувшись, отправился ему навстречу, всерьез, похоже, намереваясь пожурить и выдворить:
– Так, а ты что хотел? Это ж Союз, тут гопы...
Клим показал, что хочет обнять в знак примирения, парень, естественно, отшатнулся, тут же получил тычок в печень и попал шеей в железный захват, скрючивший его, как Маклакова две минуты назад.
– Ты кто, красавец? Скажи напоследок...
Парень качнулся, простынь свалилась на пол. Клим обрадовался:
– О, рачком любишь!
Пригляделся и воскликнул:
– Еврей, что ли?! Вот ни х...
Шея парня рывком выскочила из захвата, как скользкая гиря, Клим дернулся следом, и тут же в голове сработал железнодорожный светофор, белое-красное. Потому что парень циркулем вертанулся на одной ноге, неизвестно, как не чиркнув носом по полу, и срубил Клима пяткой сверху. Сам он после косой вертушки на ногах не удержался, упал на руки, но Климу было все равно – пятка пришлась почти точно в подбородок, падение тоже оказалось сильным, нос всмятку, хоть и не позиция «звезда». Сознание он не потерял, но двигаться не мог – лежал и следил полузакатившимся глазом, как парень со словами: «Извините, девчонки» поднимает и встряхивает простынь, не спеша опоясывается, спрашивает Маклакова: «Сможешь вытащить или меня подождешь?», кивает и удаляется.
Тут Клим все-таки вырубился.
Холодно, в уши течет, дышать!
Клим сипло всосал в себя весь воздух, закашлялся – башка треснула – и открыл глаза.
Маклаков отставил ведро в сторону и без особого сочувствия дождался, пока Клим, кривясь и шепча, прокашляется. Видать, смог все-таки вытащить: Клим сидел на лавке под соснами у входа в баню, из которой как раз выходил герой-каратист, уже одетый, и хорошо одетый. Клим бережно нащупал на голове относительно целый фрагмент, уперся в него ладонью.
– Хорош, – одобрил парень. – Как его, говоришь?
– Влад, с шахты. Фамилию не знаю, – отрапортовал Маклаков. – У него кореш со мной работает, такой же,
– Ага. Ладно, Бравин сейчас подбежит, расскажешь. Завтра этих орлов вернем исторической родине. Что ж ты, друг, здесь устроил, а?
– Извините, – пробормотал Клим.
– Извините. Чуть таких дел не натворил. Ладно, не дергайся, мы тут без милиций и судов, просто домой поедешь. Дим, я с твоего разрешения побегу, ладно?
Маклаков не успел ответить. Клим все-таки договорил:
– Извините, а вы кто все-таки?
– Камалов моя фамилия.
– Жопа, – сказал Клим без выражения, отправив левую руку в помощь правой.
Маклаков хихикнул, а Камалов серьезно ответил:
– Нет, меня по-другому зовут. Короче, Игорек сейчас...
– Товарищ Камалов, – с усилием перебил его Клим, осторожно поднимаясь. – Товарищ Камалов, можно вас на минуточку?
– Слушаю.
– А можно, отойдем?
Он, не дожидаясь ответа, побрел за угол бани, за кусты свежей посадки, и на ходу говорил:
– Товарищ Камалов, я очень прошу... Секундочку буквально... Я очень виноват, сейчас...
Камалов шел за ним, чистенький и с улыбкой. Это утверждало Клима в мысли, что он все придумал правильно и сейчас сделает на раз. Краем глаза Клим видел, что с левой стороны улицы к ним спешит тот гвоздик – Бравин, точно, – а с противоположной стоит Ноготь и делает всякие знаки руками и лицом, потому что знает Клима давно. Но отыгрывать назад было поздно, возвращаться без результата невозможно, а милиции-судов у них, как только что было справедливо отмечено, нет.
– Клим – не выдержав, громко шипанул Ноготь, когда они уже зашли за кусты.
Внимательный Камалов услышал сквозь бормотание Клима и сказал:
– Все, вспомнил. Климов, из Томска, так?
«Молодец, там скажешь, кто тебя привел», – подумал Клим, а вслух жалобно сказал:
– Товарищ Камалов, я честно прошу прощения, сорвался – у меня жена больная...
И, стараясь не прерываться, ударил.
Радостно подумал – попал! – но тут же понял, что нет. Сука-каратист успел вмяться задом в кусты, а руку Клима отшибить в сторону, ловко сместился еще на пару шагов, ближе к улице и так, чтобы закат бил Климу в лицо, и сказал: