— Нет уж, — отвечаю я, и бутылка издает хлопок, — актеры там довольно известные, но играют так, что в глаза не бросаются. Их не сразу узнаешь. Они словно замаскированы. И выглядят там все абсолютно незнакомыми.

Мы с Фанни высыпаем макароны в кипящую воду и еще немного стоим у плиты.

— Смотрел «Беги, Лола, беги»? — спрашивает меня Фанни.

— Тоже из разряда фильмов, о которых не спорят.

— Верно.

— Но знаешь, в чем преимущество таких фильмов? — говорю я Фанни. — Если поспоришь с кем-то, всегда найдешь лучшие аргументы, потому что у друзей Огурца, естественно, всегда сотни скучных доводов против, а потом еще, конечно, приходилось искать другие аргументы, почему «Джеки Браун» не плохой фильм. И впервые мне пришло в голову, что такие фильмы, как «Криминальное чтиво» или «Джеки Браун», или «Беги, Лола, беги», хороши тем, что все хотят их посмотреть, чтобы было о чем поспорить со всякими тупорылыми занудами, потому что они обитают лишь в своем собственном микромирке, где таким людям, как мы, сказать в общем-то нечего, потому что нас не интересует ни немецкий джаз с элементами классической музыки, ни конструирование велосипедов для инвалидов так, чтобы они были легче, ведь нас такие вопросы не волнуют, верно?

Фанни пожимает плечами.

— Да ладно, кроме шуток, Фанни, неужели тебя правда так интересует?

Она кивает.

— Ну и ну, приятель! То есть подруга, я хочу сказать. Понимаешь? Рано или поздно один и тот же фильм посмотрят все. Это замечательно, а если фильм еще и хороший, то наконец понимаешь, почему все пустоголовые на деле такие пустышки: потому что они придумают любую чушь, лишь бы назвать фильмы вроде «Беги, Лола, беги» или «Джеки Браун» плохими.

— Но если они такие кретины, зачем с ними вообще разговаривать?

— Ну, я ведь должен сперва понять, что они тупые. Тебе не случалось надеяться, что человек окажется умнее, чем выглядит с первого взгляда?

— Не-а, о таком я никогда не задумывалась. Какое мне дело до дураков, и почему я должна выяснять, о чем они на самом деле глупее или нет? Я не права?

— Конечно, права. Просто я всегда им удивляюсь. Иначе ни за что не смог бы выносить такого типа, как Огурец.

— Его что, правда зовут Огурец?

— Нет, вообще-то он Роланд. Я его так прозвал, потому что однажды он рассказал, как попытался ублажить свою подружку огурцом, урод.

— Огурцом?

— Да, потому что в каком-то бассейне или еще где он подхватил грибок гениталий, и его подружка перестала его к себе подпускать, даже с презервативом, ну, он и решил сделать ей приятное и купил огурец — наверное, хотел, чтобы она не думала, будто он все время только и хочет, что засунуть в нее свой прибор. А еще потому, что она любила овощи. Стоп, нет, этого он не говорил. Так или иначе, он все это мне рассказал, потому что хотел понять, почему подружка его больше с ним не разговаривает. Вообще уже ничего в мире не понимал. Теперь он к ней переехал. Капитулировал. В наказание теперь его ежедневно кормят огуречным салатом. — Фанни делает недоверчивое лицо. — Ну, или я так думаю.

— Если он пытался воспользоваться огурцом, то он и правда кретин.

— Почему?.. Ау!

Фанни хватает цукини и дает мне им по макушке. Они ведь мягенькие должны быть, думаю я, в чем же проблема? Очевидно, я и правда кретин.

— А почему Микро зовут Микро? — спрашивает Фанни.

— Понятия не имею, — отвечаю я, — я и фамилии-то его не знаю. А может, это и есть его фамилия. Микросевич или что-нибудь в таком духе. Поэтому мне вечно кажется, что он югослав.

— То есть как? Только из-за того, что ты думаешь, будто у него югославское имя и фамилия, ты считаешь его югославом? Странная у тебя логика.

— Ну, некоторым фамилия заменяет кличку, Брокмайер, например, или Длинный, или Жестянка. Я знал одного, которого звали просто «Жестянка», и я много раз удивлялся, кто и зачем превращает свои имена в клички. Или как их еще называют, кодовые наименования, позывные.

— Наверное, потому, что они из провинции. Может, там так делают.

— Я вырос в рабочем районе, там многих называли просто по фамилии.

— Ну, значит, их родители из деревни или приехали из Баварии или из Австрии, а там почти все называют друг друга по фамилии.

Ну и ну, думаю я. А у нее есть чему поучиться. Ради разнообразия кто-то, кто знает ответы на те мелкие вопросы, которые все решают.

— Хорошо, что ты не с юга, золотце. Или тебя уже кто-то называет «золотце»?

— О-о-ох, только определенные люди.

— Как так? Кто?

Какой я болван — попадаюсь на глупостях.

— Да никто, я ведь не дура.

— Макароны, — вспоминаю я и чуть не падаю, вставая из-за стола. Не нужно было нам снова садиться. Типичная выпивка сидя, как в любом баре: если люди, пьющие сидя, хотят встать, тут же снова падают, как последняя пьянь. Видимо, от резкого движения алкоголь в крови вспенивается, сбивая систему ориентации. Как текила-бум. Фанни уверенно встает и переворачивает кассету.

— Ну а у тебя сейчас есть кто-нибудь? — спрашивает она. Но вопрос звучит скорее как: «Ну а у тебя по жизни все в порядке?»