Убедившись, что она связана крепко, чтобы плотно держаться в седле, Тринити взял повод ее лошади и привязал к луке своего седла. Затем он набросил веревку на шею лошади Виктории и тоже привязал ее к своему седлу.

– Знавала я женатых людей, которые были менее прочно связаны, – ехидно заметила Виктория. – Не боишься, что я тебя пристрелю?

– Ты никогда не станешь в меня стрелять. Тринити сам удивился вырвавшимся у него словам.

– Продолжай так думать. Попробуй оставить без присмотра свое ружье и револьверы, лишь бы доказать, что ты прав.

Тринити рассмеялся:

– Это будет значить, что я тебя подначиваю. Это будет как вызов. Тогда, даже если ты не хочешь пристрелить меня, ты будешь считать делом чести сделать это, чтобы доказать свою храбрость.

– Неужели мужчины и правда так рассуждают? – Виктория, казалось, была поражена услышанным.

– В общем, так.

– Думаю, даже Бак не настолько туп.

Тринити почувствовал, как его захлестнула волна ярости. Он спокойно отнесся к тому, что Виктория была с ним не согласна. Он ожидал этого. Но его взорвал тон, каким она произнесла «даже Бак».

– Так считает каждый уважающий себя мужчина. Особенно здесь, на западе. Если тебе не хватает храбрости, можешь возвращаться на восток.

– У тебя получается, что на востоке живут одни трусы и бездельники.

– Я не это имел в виду, – отозвался Тринити. – Запад требует от мужчины готовности поставить на кон свою жизнь.

– А если он потерпит неудачу?

– По крайней мере будет знать, что умер как мужчина. Достойно.

– А его жена? Она тоже будет это знать?

– Конечно, Настоящая женщина не захочет быть замужем за трусом.

– Может быть, мне лучше позволить тебе меня повесить. Я явно не принадлежу этим краям.

– Что ты хочешь этим сказать?

Но Виктория промолчала. Тринити несколько раз попробовал вернуться к этому разговору, но она на его реплики не отвечала.

Почему она так презирает черты, являющиеся основой характера мужчин, где бы они ни жили? Обычно женщины ведут себя по-другому. Он знал это, не раз наблюдая, как женщины подначивают своих мужчин. Он наблюдал это в салунах, на старательских заявках, даже на нищих фермах.

Собственно говоря, именно эти качества Бака и ее дяди помогли освободить Викторию из тюрьмы. Или она думает, что раз все прошло успешно, в этом не было риска для жизни?

И еще одно озадачивало его. Почему она сначала дралась так отчаянно, а лотом вдруг сдалась? Даже перестала вырываться.

Он не мог понять Викторию. Впрочем, он вообще не понимал женщин. Возможно, теперь он бы понял Куини, но не тогда... в юности.

Но он не верил, что Виктория похожа на Куини. Обе убили своих мужей, но на этом их сходство кончалось.

Виктория не сомневалась, что не сможет больше ни мили оставаться в седле. Они уже ехали несколько часов без остановки. Вскоре после того как Тринити поймал ее, он нашел свою вьючную лошадь и теперь ехал, не останавливаясь ни на минуту.

– Можешь получить сколько хочешь вяленого мяса, – сказал он, когда она объявила, что голодна, – но мы не можем останавливаться, чтобы что-то сварить. Я хочу отъехать от ранчо как можно дальше.

– Это не имеет смысла. Мой дядя найдет и убьет тебя.

– Вероятность этого и заставляет меня двигаться, – ответил Тринити, и насмешливая улыбка на миг смягчила суровость его лица. – Мне совсем не нравится перспектива отбиваться от дюжины вооруженных мужчин и одновременно следить за тобой.

– Не тревожься. Это недолго будет твоей проблемой.

– Ты, видимо, очень уверена в Баке?

– Почему бы нет? Он вызволил меня из тюрьмы в Бандере так, что никто этого не заметил, и защитил от нескольких человек вроде тебя.

– Я все-таки взял тебя в плен.

– Только потому, что мы... потому что я потеряла бдительность.

Некоторое время они ехали молча.

– Солнце село час назад, – переменила тему Виктория. – Может, остановимся?

– Нам нужно еще проехать всего несколько миль.

– Уже так темно, что я не вижу, куда еду.

– Я все вижу.

– Ты что, стараешься убедить меня, что способен видеть в темноте? Какими еще сверхчеловеческими способностями ты обладаешь? Нет, лучше не говори. Перечисление множества твоих навыков наверняка убьет у меня всякую надежду на побег. И моя задница так болит, что я живу лишь надеждой вернуть эту боль полной мерой.