Ей нравилось спать в тени деревьев, и те упражнения, которым обучал ее Учитель в лесу, давались ей легче.

Однажды ей удалось не спать два часа, — столько, сколько приказал Учитель. Когда он проснулся, она почти набросилась на него: «Я сделала это, я сделала это! Ты видишь? Я не заснула!»

Учитель не рассыпался в комплиментах. Он ограничился лишь кивком.

Однажды утром Дубэ увидела, что он достает лук.

— Сегодня будем охотиться.

У Дубэ перехватило дыхание. На нее нахлынули воспоминания о Сельве, яркие и живые.

— Иди за мной.

Они побрели по лесу, и Учитель снова начал к ней придираться:

— Ты слишком шумишь, так ты распугаешь всех животных.

Они остановились, подождали, прислушиваясь к звукам, которые не удавалось расслышать Дубэ, разглядели детали, которые Дубэ не удалось сразу увидеть.

Ее отец никогда не охотился. Дичь покупала мать или иногда дарили друзья, у Дубэ не было опыта охоты. Поэтому она ничего в ней не понимала.

— Внимательно следи за мной, — сказал Учитель.

Она делала это, подражала ему, но смысл ускользал от нее.

— Что именно мы ищем? — прошептала она.

— Следы, — отрезал он и указал ей на что-то на земле.

Дубэ узнала их. Такие следы встречались рядом с лесами Сельвы: следы молодого оленя. Она даже один раз видела оленя.

— Он неподалеку.

Они пригнулись, легли на землю и поползли.

— Слышишь? — Голос Учителя был едва ли громче вздоха.

— Нет…

— Сосредоточься.

Дубэ закрыла глаза, в точности как делала это вечером, когда надо было выполнять упражнения. Тогда тишина заговорила с ней, и ритмичный звук шагов стал явственно слышен.

— Да!

Учитель грубо закрыл ей рот рукой.

— Не верещи, дура!

Они поползли вперед и увидели его. Это был молодой олень. Казалось, что он насторожен и оглядывается, прислушивается. Дубэ и не думала, что олени могут быть такими красивыми.

Учитель двигался совершенно бесшумно, и олень как будто успокоился, потому что снова начал жевать, опустив голову.

Дубэ повернулась и увидела, что Учитель приготовился. Выражение лица было сосредоточенное, лук натянут, стрела наложена на тетиву. Его руки были неподвижны, а тетива натянута.

— Учитель, но ты хочешь…

У нее не было времени договорить. Стрела вылетела из лука, тетива тихо вздохнула. В лесной тишине послышался громкий шум падающего оленя. Дубэ услышала, как он дергается, услышала его стон и в ужасе застыла на месте.

— Ну что? Шевелись. Это наш ужин.

Учитель пошел вперед, наклонился, но Дубэ за ним не пошла.

— Я же сказал — иди сюда! — приказал он, и Дубэ ускорила шаг, чтобы догнать его. Он склонился над оленем и выдернул кинжал.

— Если он еще не умер, ты должна прикончить его ножом. Поднесешь клинок к горлу и сделаешь ровный надрез, поняла?

Учитель показал все жестом, и Дубэ почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. Она кивнула.

— Сделай это сама.

— Как?

Учитель протянул ей кинжал:

— Убей его сама.

Олень зашевелился, задергал ногами, но движения его становились все медленнее. Он тяжело дышал, мучился и бился.

— Я никогда не пользовалась кинжалом…

— Но ты же убила, правда? И это было не животное, а мальчик.

Дубэ вздрогнула, как от пощечины.

— Да, но…

— И здесь то же самое. Ты разве не видишь, что он страдает? Он все равно умрет.

— Я…

— Сделай это!

Голос Учителя напоминал рев, Дубэ содрогнулась. Слезы выступили у нее из глаз, однако ее рука схватила кинжал. Рукоятка еще сохраняла тепло руки Учителя.

— Прекрати плакать и делай то, что должна. Ты сказала, что хочешь стать моей ученицей, так? Ну так вот, наемный убийца убивает. Убить или умереть, Дубэ! У таких, как мы, нет выбора. И ты начнешь с этого животного.

Дубэ шмыгнула носом, попыталась вытереть слезы, но делать было нечего. Олень смотрел на нее глазами полными боли и ужаса, он дергался, тщетно пытался подняться. Кинжал в руках Дубэ задрожал.

— Шевелись, или я уйду, и клянусь, больше ты меня не увидишь.

Дубэ всхлипнула, но приблизилась к оленю. Слезы застилали ей глаза, поэтому она почти не видела голову оленя. Она только чувствовала, что он дергается под ее руками. Она поднесла дрожащий клинок. Закрыла глаза.

— Открой свои чертовы глаза и вонзи клинок!