Эффективность контакта в коммуникативном акте определяется адекватностью переданной и полученной информации. Слушающий находится в позиции реципиента: он воспринимает сообщение, пытаясь понять его сигналы посредством коммуникативного кода. Естественно, что при этом возникают искажения, обусловленные как самим процессом передачи информации, перекодировки полученных сигналов, так и подготовленностью коммуниканта к принятию разного рода информаций: различием фонда знаний (пресуппозиций), индивидуализированностью жизненного опыта, психологическим перенапряжением, природой поступающих сигналов и пр. Как следствие, возникает вопрос об информативной адекватности коммуникации.

«Мы видим окружающий нас мир только посредством того образа мира, который носим в себе. Это посредничество неотделимо от человеческого взгляда. Мир глазами человека – это вид мира на основе обработки, которой мы умеем подвергать мир, заключенный в нас» [Гийом 1992, с. 144]. В связи с тем, что язык выполняет, в том числе, и кумулятивную функцию, он фиксирует концептуальные представления, знания в вербальной форме (собственными средствами). Язык в процессе передачи информации выполняет двойную функцию. С одной стороны, он идеализирует материальное, а с другой – материализует идею. Мысль, воплощенная в физическом облике, то есть в словах, проходит через определенные структуры, которые подвергают ее искажению. Так, облекаясь в вид представления, закрепленного в языке, она деформируется. Когда представление трансформируется в выражении, входит в сферу речи, мысль искажается вторично по тем же самым причинам (к ним прибавляется ограниченность средств выражения). Таким образом, первоначальное содержание преобразуется:

Схема 1

Преобразование исходного содержания информации

где С, С1, С2 + обозначают исходное содержание и его трансформации.

«Конечный результат этого процесса – получившееся высказывание – представляет собой компромисс между тем, что говорящий «намеревался» высказать… и тем, что «получилось» в силу свойств использованного языкового материала» [Гаспаров 1996, с. 106]. Перевод информации с «лингва менталис» на естественный язык [Вежбицка 1983, с. 246] – это лишь одна из сторон, «сторона значения слова для самого говорящего; но в действительности язык возможен только в обществе» [Потебня 1976, с. 303].

Порождение высказывания подразумевает восприятие его как понимание. Сходство процессов порождения и понимания речи указывает на то, что искажения, вызванные перекодировкой информации, присутствуют также в восприятии высказывания (или текста) адресатом. Еще A.A. Потебня писал об этом: «Так при понимании мысль говорящего не передается слушающему, но последний, понимая слово, создает свою мысль, занимающую в системе, установленной языком, место, сходное с местом мысли говорящего. Думать при слове то, что думает другой, значило бы перестать быть самим собою. Поэтому понимание в смысле тождества мысли в говорящем и слушающем есть такая же иллюзия, как и та, в силу коей мы принимаем собственные ощущения за внешние предметы» [Потебня 1976, с. 307].

Помимо трансформации информации, вызванной механизмами перекодировки мысли в слова в речи и обратно, нетождественность того, что хотел сказать говорящий, и того, что понял слушающий, обусловлена разным наполнением концептуальных систем коммуникантов. Если конструкт, модель информации – фрейм – обеспечивает интерсубъективность концепта, то его наполнение ассоциациями, мнениями, эмоциональной оценкой и т. д. насквозь субъективно. Б.М. Гаспаров увязывает языковое существование личности, проявляющееся в производстве и восприятии языковых фактов, с индивидуальным цитатным мнемоническим конгломератом, актуализирующемся как на пути конструкции, так и на пути деконструкции: «Все эти процессы совершаются индивидуально в сознании каждого отдельного… субъекта. Их течения и результаты неотделимы от его характера и жизненного опыта и поэтому в полном своем объеме всегда уникальны для каждой личности» [Гаспаров 1996, с. 15]. Индивидуальность опыта, в том числе языкового существования, позволяет образовываться компрегенссионным лакунам (или классификационным пустотам) в рамках концептуальной системы отдельного индивида. «Охват» информации с последующей ее классификацией зависит не только от когнитивных способностей субъекта, использующихся в ее обработке, но и от количества входящего материала. В случае недостатка единиц для заполнения пустующих позиций классификации индивид, исходя из собственной компетенции, заполняет лакуны непротиворечиво мыслимыми объектами вне зависимости от их реального существования, и этот процесс носит индивидуальный характер.

Несмотря на индивидуализированность когнитивной составляющей коммуникативного акта, понимание между коммуникантами оказывается возможным. Базу для понимания составляют интерсубъектные знания, фиксирующиеся мышлением в виде фреймов и пресуппозиций. На основании фреймового и прессуппозитивного фонда коммуникантов, отвечающего условиям истинности (логической или прагматической), а также социальной ситуации, личностного фактора и пр. осуществляется успешная коммуникация – достигаются понимание субъектами друг друга и перлокутивный эффект, если он предполагался изначально. Однако количество и качество составляющих, обеспечивающих эффективность общения, варьируется от субъекта к субъекту.

Таким образом, порождение и понимание в коммуникации выступают как деятельностные разновидности. Как пишет Е.В. Сидоров в монографии «Проблемы речевой системности», «в отдельном акте речевой коммуникации выделяются две деятельностные фазы – коммуникативная деятельность отправителя сообщения (порождение. – Ю.З.) и коммуникативная деятельность адресата (понимание. – Ю.З.). <…> Эти две деятельности могут образовывать некоторое целое благодаря наличию речевого произведения, текста, без которого коммуникация не может состояться» [Сидоров 19876, с. 10]. При этом исследователь называет порождение первичной коммуникативной деятельностью, понимание вторичной коммуникативной деятельностью и подчеркивает, что «коммуникативная деятельность есть деятельность с текстом» [Сидоров 19876, с. 11].

С деятельностной природой понимания связан вопрос о его соотношении с интерпретацией. Некоторые лингвисты, например Ю.С. Сорокин, разводят понятия понимания и интерпретации, указывая на пассивный с точки зрения интеллектуальных усилий характер первого и на активный – второго, другие же – отождествляют оба понятия. Так, E.H. Нурахметов полагает: «Адресат – это всегда интерпретатор, независимо от того, осуществляется ли интерпретация бессознательно или на осознанном уровне, уровне текста. Восприятие не может быть пассивным процессом, необходимо, чтобы существовал встречный процесс, то есть деятельность индивида по отношению к воспринимаемому объекту, в данном случае – к тексту художественного произведения. Интерпретация – это выбор из ряда возможных для данного текста» [Нурахметов 1989, с. 85].