Шрифт:
— Это хорошо. Мне хотелось бы, чтобы она оставалась самой собой в твоем присутствии, потому что в нашем присутствии она себе этого не позволит.
Кенни поймал себя на том, что его тон сделался несколько нервным, и постарался взять себя в руки, прежде чем продолжить:
— У тебя есть ее история болезни, ты наблюдал за самой девочкой. Я знаю, что она уже слишком взрослая, но тем не менее — как ты думаешь, годится ли она в капсульники?
Долгая пауза. Куда дольше, чем требовалось Ларсу для того, чтобы просмотреть и проанализировать записи.
— А как ее состояние, стабилизировалось? — осторожно спросил он. — Потому что если нет… если ее мозг вдруг откажет в процессе обучения — это не только создаст большие проблемы для всех, кого ты захочешь рекомендовать позднее, это еще и серьезно травмирует других детей-капсульников. Они очень болезненно воспринимают смерть. И я не стану участвовать в том, что может их напугать, пусть даже непреднамеренно.
Кенни потер висок длинными, умными пальцами, которые столько раз творили чудеса для других людей, а вот для этой девочки сделать ничего не смогли.
— Насколько мы вообще можем судить о том, что касается этого… заболевания, — да, ее состояние стабильно, — ответил он наконец. — Взгляни вот сюда — видишь, я распорядился, чтобы ее лечили от всего подряд. Она прошла полный курс любой антивирусной терапии, какая только существует. А также дополнительные процедуры, например… — да вот, ты сам все видишь. Так что, думаю, нам удалось истребить заразу, что бы это ни было.
«Но слишком поздно, чтобы ей помочь. Черт!»
— Она очень умна, — осторожно сказал Ларс. — Она обладает гибкостью. Она обладает способностью разделять свое внимание, заниматься несколькими вещами одновременно. У нее имеется опыт общения с капсульниками, и она реагировала на них положительно.
— И что? — с нетерпением спросил Кенни. Звезды по-прежнему следовали своими путями, равнодушные к судьбе маленькой девочки. — Каково же твое мнение?
— Думаю, она сможет приспособиться, — сказал Ларс с куда большим жаром, чем Кенни слышал в его голосе когда-либо прежде. — Думаю, она не только приспособится, она может стать одной из лучших.
Кенни, затаивший дыхание, с шумом выдохнул.
— С физической точки зрения она не в худшем состоянии, чем многие из капсульников, — продолжал Ларс. — Откровенно говоря, Кенни, у нее такой богатый потенциал, что было бы просто преступлением предоставить ей гнить в больничной палате до конца ее дней.
Обычная сдержанность Ларса куда-то делась; он говорил с небывалой прежде страстностью.
— Что, она и тебя зацепила? — сухо спросил Кенни.
— Да! — отрезал Ларс. — И я этого не стыжусь. Могу тебе честно признаться: она довела меня… ну, не до слез, но до аналогичного состояния.
— Тем лучше, — Кенни потер руки, согревая застывшие пальцы. — Потому что мне снова потребуется твое содействие.
— Опять собираешься воспользоваться своими связями? — ехидно поинтересовался Ларс.
— Ну да, кое-какими. В конце концов, какой смысл быть светилом науки, если не пользоваться своим положением? — задал риторический вопрос Кенни. Он задернул иллюминатор и развернул коляску к столу. Подключившись к терминалу, он соединил его напрямую с Ларсом и очень личной базой данных, озаглавленной «Услуги». — Ну что ж, друг мой, за работу! Прежде всего — к кому вообще ты можешь обратиться? Затем — кто из имеющихся в нашем распоряжении политиков может оказать влияние на программу подготовки капсульников, кто из них больше всего мне обязан и кто из последней подгруппы может прибыть сюда в ближайшее время?
Генеральный секретарь сектора не заискивал и не рассыпался в любезностях, но, к немалому удовлетворению Кенни, когда Квинтан Вальдхейм-Кверар-и-Чан явился на «Гордость Альбиона», первое, что он сделал после всех официальных обходов и осмотров, это изъявил желание встретиться с блестящим невропатологом, которому удалось спасти племянника генсека от той же судьбы, которая постигла самого Кенни. Он уже знал почти все, что стоило знать о Кенни и его молниеносной карьере.
И Квинтан Вальдхейм-Кверар-и-Чан был не из тех, кто станет избегать неудобных тем.
— Вот ведь ирония судьбы, а? — заметил генеральный секретарь после крепкого рукопожатия, взглянув на мотоколяску Кенни. Он выпрямился, не потрудившись одернуть консервативный синий мундир.
Кенни не улыбнулся, но про себя вздохнул с облегчением. «Отлично, отлично! Больше можно никого не искать — мы нашли того, кто нам требуется».
— В чем — в том, что мое увечье практически идентично тому, что грозило Перегрину? — незамедлительно ответил он. — Это не ирония судьбы, сэр. Именно то, что я сам оказался в таком положении, побудило меня заняться неврологией. Не стану утверждать, что, если бы сам я не пострадал и не стал бы столь упорно искать способ излечивать подобные заболевания, его не нашел бы кто-нибудь другой. В конце концов, все медицинские исследования строятся на находках предшествующих поколений.