C) Мы не можемъ искусственно изолировать общественныя явленія, мы не можемъ экспериментировать отдльными историческими фактами, мы не можемъ, слдовательно, учесть боле или мене точно и вліянія отдльной причины. Прошлое представляется намъ въ вид своеобразнаго «химическаго соединенія» историческихъ фактовъ и явленій, съ которымъ намъ нечего длать при нашей неспособности къ искусственной изоляціи.

Д) Наконецъ, къ нашей познавательной неумлости присоединяется еще совершенная невозможность сейчасъ для насъ измренія, какъ индивидуальной, такъ и коллективной психики прошедшихъ эпохъ.

При этихъ условіяхъ, сколько бы мы ни создавали соціально-политическихъ законовъ, они не могутъ претендовать на универсальное обязательное значеніе. Они — быть-можетъ — результатъ и неврнаго пониманія и неполнаго изслдованія историческаго процесса.

Ссылки на историческія событія, протекавшія при иныхъ комбинаціяхъ историческихъ элементовъ и отдленныя отъ переживаемаго состоянія извстной хронологической давностью, являются не только неубдительными, но и неправильными. Въ дйствительности, историческіе уроки никого никогда не учатъ. Не только темныя массы, но и просвщенные вожди въ своихъ выступленіяхъ и актахъ не руководствуются ими. Только посл катастрофъ усердные историки, устанавливающіе и признающіе историческіе законы, извлекаютъ изъ архивовъ историческихъ событій факты, которые должны были въ свое время быть грознымъ предостереженіемъ, а теперь являются лишь живымъ укоромъ для пренебрегшихъ ими современниковъ.

Историческій прогнозъ — невозможенъ. И исторія съ ея мнимыми «законами» не можетъ быть надъ нами. Безполезно апеллировать къ ней на «безумства», «надъорганическіе скачки», «революціонный методъ» автономной личности. Самоутвержденіе является высшимъ идеаломъ для послдней и во имя конечнаго освобожденія духа она можетъ пренебрегать традиціями и игнорировать «законы» прошлаго. Она сама куетъ для себя свои законы.

Прогрессъ исторіи — есть прогрессъ личности; прогрессъ личности — прогрессъ революціоннаго метода.

Раскрпощеніе человческой личности знаменуется переходомъ ея къ методу «прямого воздйствія», революціонному методу, немедленному утвержденію въ жизни своей творческой воли. Революціонный методъ становится единственно возможной, единственно нравственной формой человческой дятельности.

По словамъ поэта:

Въ этихъ словахъ поэта, въ этой своеобразной ставк на «сильнаго» звучитъ подлинная анархическая мораль. Анархическій методъ дйствія — есть методъ безбоязненнаго и безпощаднаго отрицанія любого «быта» и любой «морали».

И тмъ не мене — такое, чисто формальное обоснованіе анархическаго метода — совершенно недостаточно. Убжденіе, столь распространенное и столь легко дающееся, что само дерзаніе родитъ свободу, что актъ разрушенія уже самъ по себ — есть сущность анархическаго самоутвержденія — находится въ зіяющемъ противорчіи съ основными принципами анархизма.

Въ «дерзаніи», «революціонаризм» — есть отзвукъ стараго романтическаго бунтарства, жившаго въ подполь и выходившаго сразиться въ одиночку съ «неправдой» въ мір. Что могло быть оружіемъ анархиста противъ полицейскаго аппарата и обывательскихъ болотъ правового государства той эпохи? Одно дерзаніе — крикъ, безумно смлый жестъ, «разнузданіе злыхъ страстей» (Бакунинъ).

И «дерзаніе», какъ таковое, стало традиціей.

Въ насажденіи и укрпленіи этой традиціи огромную роль сыграло «бакунинство». Слпые послдователи, какъ это всегда бываетъ съ ними — и тмъ боле въ анархизм — не поняли учителя и извратили самый смыслъ его ученія.

Они проглядли — то великое и созидающее, что стоитъ за пламенными отрицаніями Бакунина, они извратили духъ его формулы — «Духъ разрушающій есть въ то-же время духъ созидающій», они не поняли его гимновъ творческому «многоразличію» жизни съ ея «переходящими вздыманіями и великолпіями» и усвоили изъ всего ученія идеализацію террора.

Они не поняли даже его преклоненія передъ реальнымъ творчествомъ «массъ», его великой борьбы за Интернаціоналъ противъ партійныхъ паразитовъ и породили анархическихъ героевъ-одиночекъ, призванныхъ облагодтельствовать народы. Бомбы сверху, погромы снизу таковъ сталъ анархизмъ! Его дерзанія стали пусты; въ нихъ не билось соціальное содержаніе.

Анархизмъ этой эпохи — нигилизмъ, торжество отрицающаго раціонализма.

Разсуждая о «средствахъ» анархизма, мы должны прежде всего выяснить отношеніе его къ «компромиссу», программ-«минимумъ».

Теоретически анархистское міросозерцаніе не мирится съ компромиссомъ. Компромиссъ есть средство бжать чрезмрной отвлеченности и согласовать свой идеалъ съ практическими требованіями момента. Но анархизмъ, поскольку это можно вывести изъ отдльныхъ и случайныхъ мнній его представителей, не боится этой отвлеченности.