Шрифт:
— В банду не советую, — бросил Каретников вслед уходящим сибирякам. — Банды мы тоже изничтожаем!
Когда стихли их удаляющиеся по коридору шаги, Каретников вопросительно посмотрел на Кольцова.
— Какого ответа ты от меня ждешь? — спросил Кольцов.
— Для себя я решив, — сказал Каретников. — И честно тебе скажу: мое решение супротив нашего Старобельского соглашения. От я и хочу послухать, як ты, представитель Фрунзе, на это посмотришь?
— Я, пожалуй, присоединюсь к твоему решению. Если, конечно, я правильно его угадал.
— Ну и як же ты его угадал? — спросил Каретников.
— Забирай их до себя, Семен Никитович! Никакие они не враги советской власти. Просто, заплутались люди в этой круговерти. Раз уж мы союзники, то какая разница, где они будут воевать. Главное, чтоб против Врангеля. А после войны, кто жив останется, сами разберутся, какая сторона им больше по душе: большевистская или махновская.
— А тебя за это не турнут из комиссаров? — хитровато улыбнулся Каретников. — Все ж против вашего закона идешь.
— Зато не против своей совести.
— Эх, золоти твои слова. Если б там, у вас, все такие были, я б и сам в большевики записался, — обрадовался ответам Кольцова Каретников и, дружески хлопнув его по плечу, добавил: — Не зря Нестор Иванович тебя у Фрунзе просил. Теперь и я понял: сработаемся мы с тобой. До гадалки не ходи: сработаемся.
Гавриленко поднялся.
— Так я пойду, сообщу им наше решение.
— Постой! Скажи Петру Пономаренко, пускай забирает их до себя. Он где квартирует?
— В Ивановке, рядом со Строгановкой.
— От, до него! И распорядись, шоб Серегин поставил их на довольствие. Ну и всё остальное…
— Понял! — и Гавриленко удалился.
Кольцов тоже поднялся, не хотел больше отнимать у Каретникова время.
— Не торопись, — попросил его Каретников.
Кольцов вновь присел на стул.
— Ты просил узнать, почему тобой заинтересовался Яценко. Ты ему ниякым боком. Его попросили. Тобою давно интересуется врангелевская контрразведка. Видать, ты кому-то там насыпав в штаны перцу.
— Не понимаю, — пожал плечами Кольцов. — Не могу представить, какой интерес я могу сейчас представлять для Врангеля. Не больший, чем любой другой чекист.
— Яценко говорит, с ним какой-то ваш вел переговоры. Большие деньги за тебя обещал, аванс дал.
— Интересно… — задумчиво сказал Кольцов.
— Говорит, тот, шо ему задание давав, все про тебя знает. И когда из Харькова приехал, и когда и на чем в Сиваши выедешь.
— И всё же, что-то Яценко недоговаривает.
— Какой ему смысл? Он всю свою жизнь уже наперед знает. Ты, говорит, ему уйму хлопот доставил. Сказали, будешь ехать на тачанке. Перешарил глазами все тачанки. А, оказалось, ты — на автомобиле. Не сразу понял, шо ты — это ты… От и все, шо я сумел од Яценко узнать.
— Сплошной туман, — вздохнул Кольцов.
И в самом деле: в Штабе фронта или где-то там находится хорошо законспирированный врангелевский агент. Это вполне возможно. И на Яценко, бандита, легко перемещающегося по Северной Таврии, мог каким-то способом выйти. Нет ответа только на самый главный вопрос: кому и зачем на той стороне понадобился именно он? Любой штабной работник представлял бы там куда большую ценность. Рисковать ради него агентом, хорошо внедрившимся во фронтовые структуры, было весьма расточительно, если не сказать, глупо.
— Слушай, а, может, через Яценко можно каким-то способом выйти на этого агента? — спросил Кольцов. — Как-то же они ведь общались.
— В том-то и дело, что никак… — ответил Каретников. — Об этом я подумал. Даже как выглядит этот агент, Яценко не может сказать. Дважды с ним встречался, и всё — на улице, в темноте… Нет, ничего он за пазухой не оставил. Всё бы выложил. Попытался бы выкупить свою никчемную бандитскую жизнь. Любую бы цену заплатил, если бы было чем платить.
Каретников прошел к окну, глянул на улицу, мрачно произнес:
— Подмораживает!
Кольцов встал.
— Извини, — сказал он, — что отнял у тебя столько времени.
— Ты не извиняйся. Делаем общее дело. Заходи, когда надо и когда захочется. Таить от тебя ничего не собираюсь. Надеюсь, и ты ответишь мне тем же, — провожая Кольцова до двери, сказал Каретников.
Судили Яценко в большом пустом амбаре, по которому с весёлым чириканьем носились, перелетая со стропила на стропило, воробьи. Собрались все, кто был свободен от охранных и различных хозяйственных дел. Фуражиры подвезли к амбару две телеги соломы, махновцы выстлали земляной пол и расселись вокруг заранее принесенного сюда стола и двух скамеек: одну — для членов трибунала, другую — для провинившихся.