Кто же он, человек, изображенный на картине? Он все и никто, сложенный по кусочкам образ многоликого паяца. Может, он актер итальянского театра буфф, где герои действуют под масками насмешливого и злого Арлекина, грустного неудачника Пьеро и хорошенькой куклы Коломбины. А может, это герой веселой шекспировской пьесы, в которой шуту всегда отводится главная роль. Франс подозревал, что образ шута был особенно любим английским драматургом. Именно в глупые шутовские уста вкладывал он самые блестящие и остроумные реплики, именно шуты завязывали интригу пьесы и приводили ее к развязке. Одним словом, балаганный лицедей на картине был фигурой собирательной, и его девизом вполне могла служить знаменитая фраза шута из пьесы Кальдерона: «Я слеп, но освещаю тьму».

Внизу хлопнула дверь, послышался радостный визг детей. Неужели Дирк уже вернулся? Так быстро? Не может быть! Конечно, путь в Амстердам не бог весть какая даль, но все же Франс не ожидал такого скорого возвражения брата.

Франс вышел из мастерской. Дирка облепила малышня, Лисбет с Франсиной тщетно пытались оторвать детей от дяди, которого они обожали.

Несколько минут Франс с улыбкой наблюдал за братом. Вот кому сам Бог велел иметь многочисленное потомство! А Дирк до сих пор так и не женился. Похоже, старина Виллем сказал правду: брат никогда не начнет жить своей жизнью.

Дирк заметил Франса и опустил на пол младшую племянницу. Передал Лисбет и Франсине сумки с подарками, обнял брата.

— Как съездил? — спросил Франс.

— Отлично… — начал Дирк, но тут вмешалась Лисбет:

— Франс, дай ему немного передохнуть! Дирк, ты очень голоден?

Дирк отрицательно покачал головой.

— Спасибо, Лисбет, я перекусил по дороге. Мы с Франсом пообедаем позже, а сейчас мне нужно с ним поговорить. Вы пока разберите подарки. Там есть кое-что и для тебя, моя старая ворчунья, — сказал Дирк, обращаясь к Франсине.

Женщины увели расшалившихся детей, а братья поднялись в мастерскую.

— Рассказывай, — поторопил Франс.

Дирк сел на стул, закинул ногу на ногу.

— Значит, так, — начал он торжественно. — Власти Амстердама собираются заказать тебе портрет гильдии стрелков для городской ратуши. — Дирк остановился, ожидая изумленного восклицания или другого проявления радости, но лицо Франса осталось непроницаемым. — Ты не рад? — удивился Дирк. — Это огромная честь! Они готовы хорошо заплатить! Сначала речь шла о шестидесяти гульденах за фигуру, но я запросил семьдесят. Мы долго торговались и сошлись на… — Дирк оборвал себя, потому что Франс отошел к окну, повернулся к брату спиной и стал разглядывать улицу. — Да что с тобой? — не выдержал Дирк долгого молчания. — За этот заказ готовы сражаться лучшие художники страны!

Франс сунул руки в карманы и повернулся к брату.

— Видишь ли, меня не интересует эта работа, — сказал он мягко.

Дирк замер с открытым ртом. Не интересует работа, способная принести не только деньги, но и славу лучшего живописца объединенных провинций!

— Ты сошел с ума, — сказал Дирк слабо, когда обрел способность говорить. — Ты определенно сошел с ума!

Франс потрепал его по плечу.

— Спасибо за то, что взял на себя труд съездить в Амстердам, но заказ я, скорее всего, не возьму. Ну-ка, вспомни, сколько я рисовал нечто подобное? Четыре раза! Дирк, это сумасшедшая работа. Нельзя повторяться, потому что каждый заказчик ждет от меня новых открытий. Да, я понимаю, что за это хорошо платят, но ты знаешь, деньги для меня не главное. Я должен двигаться вперед. Если остановлюсь или повторюсь — значит, как художник умер.

Дирк пустил в ход все свое красноречие, доказывая брату, что он не прав. Конечно, предыдущие картины в этом жанре очень хороши. Особенно нравился Дирку портрет стрелков, написанный Франсом шесть лет назад. Как великолепен красавец Михиль де Валь, бравирующий перед зрителем опрокинутым бокалом, в котором кончилось вино! Да и все остальные персонажи на редкость выразительны.

— Пойми, ты сделал себе имя именно с помощью групповых портретов, — убеждал брата Дирк. — Никто, кроме тебя, не способен нарисовать лучше. Именно поэтому власти Амстердама выбрали тебя из множества других претендентов. Не отказывайся, Франс! Это не только деньги, это слава, почет, репутация лучшего живописца, новые заказы в будущем! Подумай, брат!

Убеждать пришлось долго. Если бы Дирк не знал своего брата так хорошо, он бы подумал, что Франс ленится или стареет. Нет, не может этого быть, ведь Франсу всего… Дирк посчитал и невольно почесал затылок. Франсу уже сорок девять лет. Надо же, как быстро и незаметно летит время! Говорят, так происходит, когда начинается спуск с горы и жизнь идет под уклон.

— Стареешь, Франс, — грустно сказал Дирк. — Лет пять назад ты никому не дал бы себя обойти.

Как ни странно, этот довод оказался решающим. Франс согласился, хотя и с явной неохотой. Правда, долго ворчал, что ему придется ездить в Амстердам, капризничал, требовал, чтобы стрелки сами добирались до Харлема. Дирк неосмотрительно пообещал решить проблему, и начались сплошные мучения.

Франс прибыл в Амстердам только через два месяца после этого разговора. Заказчики, обиженные невниманием художника, отказались ездить в Харлем на сеансы позирования. Франс сделал несколько подробных эскизов и вернулся домой в отвратительном настроении. Все раздражало его в эти несчастливые дни: погода, боли в ноге, плохо приготовленная еда, шумная детская возня, непросушенное белье… Франс превратился в настоящего домашнего деспота, а все почему? Потому, что ему не нравилась работа, которую ему навязали против желания!