Шрифт:
Компьютер будет не только конструировать изделие, которое захочет приобрести покупатель, объясняет профессор Хэм, но и выбирать производственные процессы. Он будет запускать необходимые для этого станки, устанавливать последовательность шагов, скажем, от обточки и шлифовки до покраски, записывать необходимые программы для вспомогательного компьютера или станков с цифровым управлением. И он даже сможет вводить «адаптивный контроль», который оптимизирует различные производственные процессы с учетом как экономических целей, так и защиты окружающей среды.
В итоге покупатель будет не только предлагать свои спецификации, но с помощью нажатия кнопки, которая запустит весь механизм в действие, станет участником производственного процесса так же, как и одетый в комбинезон рабочий на конвейере в том мире Второй волны, который сейчас приближается к концу [406] .
Хотя система производства товаров, в которой покупатель играет более активную роль, пока остается делом будущего, по меньшей мере один из подобных инструментов уже существует. Описанное в главе 15 лазерное устройство, управляемое компьютером, которое применяется в швейной промышленности, по меньшей мере в теории может быть связано с персональным компьютером. Это позволит заказчику ввести свои мерки, выбрать подходящий фасон, а затем привести лазерные «ножницы» в действие, не покидая собственного дома.
406
Профессор Иньонг Хэм, из интервью с автором.
Роберт X. Андерсон, глава отдела Информационных услуг в корпорации «Рэнд» и ведущий эксперт в области компьютеризации производства объясняет это так: «Через 20 лет самой творческой вещью будет необычайно творческое потребление… К примеру, вы дома придумываете для себя фасон одежды или вносите изменения в стандартную модель, а компьютер выкроит ее для вас с помощью лазера и сошьет на машине с цифровым управлением…
С помощью компьютера вы также сможете внести свои спецификации в автомобиль. Разумеется, в них будут запрограммированы все федеральные требования к безопасности и все физические параметры ситуации, так что вам не удастся выйти за границы дозволенного слишком далеко» [407] .
407
Роберт Андерсон цитируется по интервью с автором.
А если ко всему вышесказанному мы прибавим возможность того, что в недалеком будущем множество людей будут работать у себя дома в электронных коттеджах завтрашнего дня, мы сможем представить себе, как изменятся обычные «инструменты», доступные потребителю. Многие из электронных приборов, которыми мы будем пользоваться дома, выполняя оплачиваемую работу, помогут нам производить товары и услуги для собственного потребления. В этой системе «производитель для себя», который господствовал в обществах Первой волны, снова окажется в центре экономической жизни, но уже на высокотехнологическом базисе Третьей волны.
Короче, рассматриваем ли мы различные движения по оказанию помощи самому себе, или стремление сделать все своими руками, или новые производственные технологии, мы обнаруживаем тот же сдвиг в сторону более тесного вовлечения потребителя в производство. В подобном мире исчезает условное различие между производителем и потребителем. Тот, кто находился «снаружи», оказывается тем, кто находится «внутри», посторонний превращается в участника, и даже более того, производство перемещается из Сектора Б в Сектор А, где господствует «производитель для себя» [408] .
408
Одним из интересных последствий появления «производителя для себя» является изменение в том, что можно назвать «рыночной интенсивностью» повседневной жизни. Верно ли, что некоторые общества вовлечены в рыночную деятельность более других? Измерить это можно, посмотрев, как люди проводят время. В середине 60–х годов социологи в 12 странах провели исследование того, как городские жители проводят день. Исследователи «бюджета времени» выделили 37 различных видов ежедневной деятельности, начиная с работы, просмотра телевизионных программ и кончая едой, сном или посещением друзей. Не претендуя на научность, я просто разделил эти 37 видов деятельности на три категории: те, что показались мне более «рыночными», менее «рыночными» и лежащими где — то посередине. Например, время, которое мы тратим на оплачиваемую работу, на покупки в магазинах или поездки на работу, является более «рыночно интенсивным», чем время, потраченное на полив герани у себя на окне, на игру с собакой или болтовню с соседом. Подобным же образом, некоторые занятия, вовсе не преследующие рыночных целей, настолько коммерциализированны, что занимают промежуточное место. (Туристические поездки, катание на горных лыжах, даже походы в глухие места связаны с приобретением снаряжения, широким использованием платных услуг и совершением экономических сделок, являющихся видоизмененной формой торговли.) С учетом этих грубых категорий я просмотрел исследования «бюджета времени». И вскоре обнаружил, что некоторые стили жизни — и некоторые общества — более «рыночны», чем другие. Например, американцы в 44 городах проводят в среднем 36 % своего дневного времени, занимаясь деятельностью, связанной с рынком. В оставшиеся 64 % они готовят пищу, стирают и гладят белье, работают в саду, едят, чистят зубы, учатся, молятся, читают, работают в добровольных организациях, смотрят телевизор, болтают или просто отдыхают. Подобную картину мы видим в Западной Европе: средний француз посвящает связанной с рынком деятельности столько же времени, что и американец. Бельгиец немного больше — 38 %. Житель Западной Германии — 34 %. Как ни странно, чем дальше мы движемся на восток географически и «налево» политически, тем быстрее растут эти цифры. В Восточной Германии, наиболее технически развитой из коммунистических стран, связанная с рынком деятельность занимает 39 % времени бодрствования. В Чехословакии эта цифра вырастает до 42 %, в Венгрии — до 44 %. И в Советском Союзе она достигает 47 %. Таким образом, оказывается, что прежде всего из — за большей продолжительности рабочего дня, но и по другим причинам, жизненный стиль среднего горожанина в Пскове больше связан с рынком, чем у среднего американца. Несмотря на социалистическую идеологию, большая часть жизни среднего жителя социалистических стран проходит в покупке, продаже и обмене товаров, услуг и, разумеется, самого труда.
По мере того как это происходит, мы будем менять — поначалу почти незаметно, а затем со все возрастающей скоростью — самый главный из наших институтов: рынок.
Жизненный стиль «Производителя для себя»
Добровольное вовлечение потребителя в производство имеет ошеломляющие последствия. Чтобы понять это, полезно вспомнить, что рынок появился именно вследствие разделения потребителя и производителя, которое в настоящее время исчезает. Развитый рынок не был нужен, когда большинство людей потребляли то, что производили сами. Он стал необходимым лишь тогда, когда потребление было отделено от производства.
Рынок принято определять как капиталистическое, основанное на деньгах явление. Однако рынок — это просто другое слово для сети обмена, и в прошлом существовало (да и сейчас существует) множество различных сетей обмена. На Западе нам привычнее капиталистический рынок, основанный на выгоде. Но есть еще и социалистические рынки — сети обмена, по которым товары или услуги, произведенные Иваном Ивановичем в Смоленске, продаются за товары или услуги Иоганна Шмидта из Восточного Берлина. Есть рынки, основанные на деньгах, но также есть рынки, связанные с бартером. Сам рынок не капиталистический и не социалистический. Он — прямое, неизбежное следствие разрыва между производителем и потребителем. Там, где происходит этот разрыв, возникает рынок. А когда разрыв между потребителем и производителем сужается, все функции, роль и сила рынка ставятся под сомнение.
Таким образом, развитие «производства для себя» сегодня начинает менять роль рынка в нашей жизни.
Сейчас еще мы не можем знать, где именно нас затронет это неуловимое, но важное изменение. Наверняка рынок сохранится. Мы не собираемся возвращаться к дорыночной экономике. То, что я назвал Сектором Б — сектор обмена — не придет в упадок и не исчезнет. Мы еще долго будем в значительной степени зависеть от рынка.
Тем не менее развитие «производства для себя» ясно указывает на фундаментальное изменение в отношениях между Сектором А и Сектором Б — в совокупности отношений, которое до сих пор игнорировалось экономистами Второй волны.