Промышленные корпорации обычно отвечают на это явление увеличением разнообразия продукции и политикой агрессивного «раздела рынка».

Национальные правительства, напротив, с трудом меняют политику. Политические и бюрократические структуры, сложившиеся в эпоху Второй волны, неспособны к дифференцированному подходу к каждому региону или городу, к каждой религиозной, расовой, социальной, этнической или сексуальной группе. Условия претерпевают дивергенцию, а люди, принимающие решения, продолжают оставаться в неведении относительно быстро изменяющихся локальных нужд. Если они пытаются выявить эти специфические узколокализованные потребности, они запутываются в мелких подробностях и оказываются не в состоянии «переварить» эти данные.

Пьер Трюдо в период борьбы с канадским сепаратизмом ясно заявил об этом в 1967 г.: «Система федерального управления не может быть оперативной и действенной, если какая — либо ее часть — провинция или штат — имеет особый статус и отношения с центральным правительством, отличные от тех, что имеют другие провинции» [487] .

Как следствие, национальные правительства в Вашингтоне, Лондоне, Париже и Москве продолжают вести однородную стандартную политику, пригодную для массового общества, в отношении общества, которое все больше и больше дифференцируется и сегментируется. Местные и личные интересы игнорируются, что ведет к нарастанию возмущения. По мере прогресса дифференциации общества следует ожидать все большего усиления сепаратистских и центробежных тенденций, угрожающих единству многих государств — наций.

Третья волна оказывает на государство — нацию сильное давление снизу.

В то же время мы видим, что не менее сильная рука действует на государство — нацию сверху. Третья волна приносит новые проблемы, новую структуру коммуникации, вызывает на мировую сцену новых актеров — и все это в значительной мере подрывает могущество государства — нации.

Как многие проблемы слишком малы и локализованы для того, чтобы их могло активно решать национальное правительство, так быстро возникающие новые проблемы оказываются для того же правительства слишком необъятными. «Государство — нация, считающее себя абсолютно суверенным, — очевидно, слишком мало для того, чтобы играть реальную роль на глобальном уровне, — пишет французский политический мыслитель Дени де Ружемон. — Ни одно из 28 европейских государств ныне не в состоянии обеспечить собственную безопасность и процветание, не в состоянии обеспечить себя технологическими ресурсами, обезопасить себя от ядерной войны и экологических катастроф» [488] . То же относится и к США или Советскому Союзу.

Экономические связи между нациями все больше укрепляются, что делает жизненно невозможным для любой отдельной нации независимо управлять собственной экономикой или застраховаться от инфляции. Например, ни одна из наций не может регулировать процесс, который с неизбежностью ведет к появлению единой европейской валюты. Политики, утверждающие, что их национальная политика способна «прекратить инфляцию» или «снизить уровень безработицы», либо пребывают в заблуждении, либо лгут, поскольку все экономические инфекции свободно проникают через государственные границы. Экономическая оболочка государства — нации стала легко проницаемой.

Более того, национальные границы, которые не в состоянии ограничить экономические потоки, еще менее способны защитить от влияния окружающей среды. Если швейцарские химические заводы сбрасывают отходы в Рейн, то загрязняющие вещества проходят через Германию, Голландию и попадают в Северное море. Ни Германия, ни Голландия сами по себе не могут поручиться за собственную воду. Нефтяные пятна, загрязнение воздуха, изменение климата, сведение лесов и прочие подобные процессы не признают государственных границ.

Новая глобальная система коммуникации еще больше открывает каждую нацию для воздействия извне. Канадцы долго возмущались тем фактом, что около 70 американских телестудий передавали программы для Канады. Но эта форма вторжения извне, характерная для эпохи Второй волны, ничто по сравнению с теми возможностями, которые открыла Третья волна с ее системами коммуникации, основанными на применении спутников, компьютеров, телепринтеров, кабельных систем.

«Один из способов нанести удар по нации, — пишет американский сенатор Джордж Макговерн, — это ограничить поток информации, оборвав контакты между квартирами и иностранными ветвями международных фирм… воздвигнуть информационную стену… В интернациональный лексикон вошла новая фраза — «информационный суверенитет» [489] .

И все же возникает вопрос, насколько эффективно можно «запломбировать» нацию — и надолго ли. Потому что переход к индустриальной базе Третьей волны требует развития чувствительной, широко открытой «нервной сети», т. е. информационной системы, и попытки отдельной нации перекрыть поток данных извне могут способствовать не развитию, а подрыву ее экономики. Более того, каждый технологический срыв приоткрывает нацию для вторжения извне.

Все эти факторы — новые экономические проблемы, новые проблемы окружающей среды, новые коммуникационные технологии действуют в одном направлении — в направлении подрыва основ государства — нации в глобальном масштабе. Более того, они возникают именно в тот момент, когда на мировой сцене появляются новые силы, угрожающие могуществу нации.

Наиболее широко известные и мощные из этих сил — транснациональные или мультинациональные корпорации. В последние 25 лет мы видим необыкновенную глобализацию производства, основанную не просто на экспорте сырья или готовой продукции, но на межнациональной организации самого производства.

Транснациональные корпорации (ТНК) могут проводить изыскания в одной стране, производить отдельные части в другой, собирать их в третьей, продавать продукт производства в четвертой, вкладывать прибыль в пятой и так далее. Они могут иметь дочерние ветви в десятке стран. Размеры, значение и политическое могущество этих новых игроков в общемировой игре неуклонно возрастает с середины 50–х годов. Ныне по крайней мере 10 тыс. компаний, основанных в некоммунистических высокоразвитых странах, имеют ответвления за пределами собственной страны и более 2 тыс. — в шести или более странах [490] .