Но Уппландский ярл был на много хитрее их. Он не собирался поступать так, как полагали за него турпилинги и хижане. И уж тем более ему было наплевать на судьбы своих никудышных ратарей, попавших в полон. Он и пальцем не шевельнет ради их спасения, даже невзирая на то, что всего десять дней назад он выплатил за одного из них изрядную мзду.

Выходило, что пока жители Винеты во всеоружии будут ждать нападения Ларсовой дружины, они Олькшу не тронут. Но что станется с ним, когда они решат, что свейский ярл, устрашившись их деяний и оставил город в покое?..

– Хрольф, отвези меня на Волин, – без обиняков попросил Волькша у шеппаря.

Тот вытаращил глаза, точно увидел говорящую рыбу.

– Хрольф, – настаивал Волкан: – Ольгерд пропал на Волине. Мне надо его вызволить.

– Откуда вызволить? – спросил Хрольф.

Годинович поделился с шеппарем своими соображениями. Спорить с ними было сложно, но рассуждения венеда ни мало не объяснили свею, почему он должен скликать манскап и отправляться на выручку ратарю, которой состоял уже в дружине Уппландского ярла.

– Он же мой сродник! – убеждал Волькша: – Если бы твой брат попал в яму на чужбине, разве ты бы не поехал его спасать?

По одной кровожадной улыбке, что промелькнула на лице сына бондэ, оставшегося без надела из-за коварства своих братьев, можно было понять, что Хрольф был бы только рад такому случаю.

– Хорошо, – сжал губы венед: – за то, что ты отвезешь меня на этот самый Волин, я отдам тебе свои сапоги.

Еще возле Ладони переобувшись в привычные обучи, Волкан так ни разу и не надевал княжеский подарок. И причина была вовсе не в том, что сапоги были ему велики. Просто в мягкой, шитой Торхом обувке ногам было вольготнее и шагалистей.

Хрольф, конечно, мог купить себе такие же, но это нанесло бы существенный урон его сокровенному кувшину с серебром, сберегаемым на покупку бонда. К тому же ежедневное зудение Фриггиты и ее же еженощные требования обильных ласк изрядно утомили шеппаря. А еще и лукавая богиня Вор нашептывала свею, что ему непременно надо посмотреть, многое или изменилось в одерских землях с тех пор, как он чуть не потерял свой драккар под Щецином. [135] Может статься, пока венед будет вызволять из плена своего непутевого сродника, его манскапу удастся чем-нибудь разжиться? А буде Ларс начнет серчать на то, что кто-то нанес урон его данникам, все можно будет свалить на Варга. Дескать, это была венедская затея.

Словом, поупрямившись для вида еще полдня, Хрольф согласился отвезти Волькшу на Волин и подождать его там в укромном месте от заката и до заката.

Никогда прежде Волькша не чувствовал себя таким потерянным и беспомощным. Все, чему учил его Година, все, что он узнал за последнее время сам, казалось ему никуда не годными отрубями, среди которых он искал и не находил ни единого здравого зерна. Сколько не просеивал Волкан разные житейские мудрости, ни одна из них не могла подсказать, что ему надлежит делать, когда драккар достигнет Волина. Что мог один Годинович против целого города, жители которого осмелились поднять руку на людей свейского ярла? Пробраться ночью и попытаться вызволить Олькшу из узилища внезапным наскоком на сторожей? Придти в городец среди бела дня и упрашивать жителей Винеты отпустить рыжего дурилу, упирая на то, что тот пришел к ним безоружным? Схитрить и наплести хижанам с турпилингами разных сказок об Олькше, так он сделал это с эстиннами на реке Нарове? Все эти задумки казались Волькше нелепее детского лепета. Вряд ли можно открыть узилище, не переполошив при этом весь городец, а слушать его байки и увещевания люди, готовые биться с варягами насмерть, станут только для того чтобы поглумиться.

Вот и сидел Волкан на своем сундуке, греб, что было сил, а тяжелая кручина застила от его взора даже спину гребца, сидевшего впереди, не то, что довольную морду шеппаря, красовавшегося возле родерпинна в новых сапогах.

Ньёрд был вежлив и кроток. Весь день он деловито подталкивал драккар в корму, так что гребцы могли не сильно надрывать свои спины. И все равно Гром совершил переход, на который обычно уходило полтора дня, и засветло пришел в залив полуострова Окселёзунде. [136]

Черные дымы полуострова были видны издалека. В другое время у Волькши от любопытства заболела бы шея, так часто он оборачивался бы к дымящейся земле. А нынче он лишь единожды взглянул на серую пелену, курившуюся на горизонте, и опять вернулся к своим мыслям.

Однако, когда манскап сошел на берег, никакая печаль не смогла помешать Волкану ошалеть от увиденного. Точно ульи на пасеке, вокруг громоздились плавильные домны. Година рассказывал, что на реке Малоге в болотных ямах роют камень с железной слезой, дробят его, а потом вываривают. При этом внизу котла получалось железное тесто, а каменная шелуха всплывает наверх. Тесто вываливали, шелуху отшибали молотами, делали черные крицы [137] и продавали. Волькша не раз видел у Ладонинского кузнеца эти железные чушки, но вот представить себе, как из болотного камня получается тесто, он не мог. Несколько раз он подбрасывал крицы в котел с похлебкой, но получал только взбучку от Ятвы.

На Окселёзунде все было совсем не так, как рассказывал Година. Домны были, меха, раздувавшие огонь в плавильнях были, повсюду лежали горы поблескивавшего железом камня, а вот молоточных ударов слышно не было. Едва прожевав вечернюю еду, Волькша помчался смотреть на то, что происходит вокруг домен.

Стемнело, и фольки под присмотром свейских умельцев работали при свете огненных печей и факелов.

Шум возле одной из печей усилился. Вероятно, там начиналось что-то очень важное. Волькша прибежал туда как раз вовремя. Длинным железным долотом свей, верховодивший над домной, пробивал дыру в средней ее части.