От тщеславных мыслей в голове у Хрольфа зашумело сильнее, чем от красного вина, так что дальнейших речей он почти не слышал.

Просьбу турпилингов он, конечно, удовлетворил: какой шеппарь откажется от трех, снаряженных для сечи воинов. Уж кто-кто, а потрошитель сумьских засек в прежние времена не мог похвастаться обилием ратарей, жаждавших примкнуть к его манскапу. Вероятно, гордыня родилась на много раньше сына Снорри: как светлейший из ярлов Хрольф небрежным движением руки передал парней под начало Ёрна, которого в свою очередь сделал кормчим одного из кнорров.

Теперь настала очередь викинга обратиться к шеппарю с речью. Даже несмотря на то, что на нем не было лисьей шапки, сомневаться в том, что это человек синеуса Ларса, не приходилось. И потому сказанное им обрушилось на племянника Неистового Эрланда как гнев Рэны среди полного безветрия.

– Я – Эгиль Скаллагримсон, воин, – сказал он голосом сиплым, как шум прибоя: – Я двенадцать лет бился в дружине Уппландского ярла. Случалось и раньше, что его людей брали в плен, но он никогда не приходил к ним на выручку и не платил за них выкуп. Волиняне предложили мне или дожидаться прихода ярла под стены Винеты, или пойти с ними в твой манскап. Прилюдно и громко я, Эгиль Скаллагримсон, воин, говорю, что ухожу от Ларса и хочу искать удачи на твоем драккаре, шеппарь.

– А что ты умеешь в бою, Эгиль? – спросил его Хрольф, с большим трудом одолев приступ удушливой гордости. Прежде ему не приходилось задавать этот вопрос: он с радостью брал на борт любого добровольца. Но уклад шёрёвернов обязывал шеппаря всячески чиниться, набирая людей в манскап.

Эгиль молча взял короткое копье, отвел руку и метнул его. До ворот Хохендорфа было шагов тридцать. Щит, который даннский конунг водрузил на верхнюю перекладину ворот, был невелик. Обычный круглый щит даннского ратаря. Железное жало вонзилось в него чуть выше срединного железного набалдашника. Под тяжестью копья он накренился и через мгновение упал с ворот.

Все, кто видел бросок Эгиля, восхищенно присвистнули. Если этот воин и не был хольдом, то отменным копейщиком он, безусловно, являлся. Хрольф важно кивнул, повелел Эгилю подняться на борт Грома, а сам пошел надзирать за погрузкой. Однако после двух приливов гордыни его рассудок заметно помутился, и шеппарь с трудом соображал, что творится вокруг.

Тем временем Волькша подошел к людям, доставившим с Волина трех парней и Скаллагримсона, и попросил их задержаться на чуток. Неизвестно, что он им посулил, но они согласились, даже несмотря на то, что солнце уже котилось к вечеру, а им предстояло еще неблизкое возвращение в Винету.

Договорившись с гребцами, Волькша побежал искать Эрну. Он нашел ее в мрачном доме Хохендорфских старшин. Женщина укладывала в кожаную, дорожную торбу свои пожитки.

– Эрна, там… – начал Волкан, переводя дух: – там приплыли люди из Винеты! Я уговорил гребцов подождать тебя.

– Меня? – удивилась Эрна.

– Ты, что, хочешь остаться здесь и дожидаться возвращения… – Волкан замялся, не находя слов, чтобы именовать ее мужа и свекра.

– Нет, – ответила ругийка, всем видом показывая, что не для этого она перетряхивала сундук со своим приданым, а до этого разорила тайники своих мучителей.

– Так пойдем скорее! Они отвезут тебя домой к братьям и отцу!

– Ты не хочешь брать меня с собой? – опустила голову Эрна.

Волькша оторопел.

– Я плохо готовлю? – спросила молодая женщина.

Волкан покачал головой. Вкуснее чем ругийка готовила только Ятва.

– Я слишком старая для тебя? – все так же тихо спросила Эрна.

– Ну, что ты! – поспешно ответил Годинович и отчего-то сглотнул. Ему хотелось спросить: для чего именно Эрна считает себя старой, но он не посмел.

– Тогда почему мой господин хочешь избавиться от меня?

– Я не хочу! – возмутился Волькша: – Я хочу вернуть тебя в дом, где ты была счастлива.

– Была! – впервые за все это время Эрна заговорила в полный голос: – Да, я была счастлива в доме моей семьи. Теперь это дом старшего брата, он заботится об отце. Это его доля – доля старшего брата. Но, чтобы там ни было, я буду для него обузой. Девушки для того и выходят замуж, чтобы покинуть родное гнездо. Для меня там больше нет места. Точно так же, как и в домах остальных братьев. Я знаю, что они никогда так не скажут, но это так. Ничья вдова и ничья жена, я принесу под их кров черную оспу своей горестной судьбы…

Волькша опустился на лавку и уронил голову.

– Когда в ночь вашего набега тебя под руки привели «выбирать» женщину, ты выглядел даже более напуганным, чем мы. Но когда ты посмотрел мне в глаза, я вдруг поняла, что передо мной человек, который никогда меня не ударит. Не знаю уж, как я это увидела, но с тех пор я с каждым днем все больше убеждалась, что первый взгляд не обманул меня. Господин… извини… Варглоб, ты – единственный мужчина в моей… взрослой… жизни, который был со мной нежен. Не выбрасывай меня, как негодный хлам, как кишку от съеденной колбасы. Возьми меня с собой. Я буду самой покорной из твоих фольков… Пожалуйста, Варглоб.