– Я твоя русь, – напомнил ему Годинович. – Ты приказываешь, я гребу.

Шеппарь чуть не выругался. С тех пор, как целая толпа любопытствующих викингов видела, как истекающий кровью Варг голыми руками убил насмерть двух ругиев, ему и в голову не приходило считать Каменного Кулака человеком своего манскапа, разве что хольдом [65] из хольдов, но никак не гребцом. Щуплый венедский парнишка занял в головах шёрёвернов то место, что прежде принадлежало Большому Руну. Не так безоговорочно, конечно, но при упоминании Кнутнева они благоговейно закатывали глаза.

И тем не менее, когда Ярило уже начал спускаться вниз по склону небесной горы, Волькша вновь явился в дом Хрольфа. Приглашенные шеппари только-только собрались.

– Да проживешь ты сто лет, Каменный Кулак, – приветствовали его мореходы. Они сидели за пустым столом, хотя под крышей и витал запах обильной еды. Шеппарь Грома [66] сидел во главе стола нарядный, как жених, и суровый, как Один.

Разговор не ладился. Хрольф вещал о богатых землях франков, о сладком виноградном вине в огромных бочках, что ждет там непобедимых викингов, о крепости свеонского железа, о стремительности драккаров, о Дрергезкапуре. [67] Гости нарочито зевали и ковыряли пальцами в зубах.

– Эти земли платят дань конунгу Хареку, – молвил один из них, и остальные согласно закивали. Дескать, что будет, если викинги начнут отбивать друг у друга подданные города и сбрасывать чужие щиты с ворот?

Решимость племянника Неистового Эрланда умирала, как огненный мотылек на догорающей лучине. Он то и дело смотрел на Волькшу в надежде на то, что тот вступит в разговор. Похоже, только Варглоб мог убедить шёрёвернов в том, что на берегах Овсяного залива их ждет небывалая добыча, которую можно прийти и взять без всякого стеснения. Хрольф надеялся, что Каменному Кулаку удастся скрыть от шеппарей правду о том, что идти в далекий и опасный поход они должны еще и потому, что иначе Харек устроит охоту за мореходами Бирки. Про это и про двадцать тысяч крон, что запросил с Хрольфа даннский конунг, сын Снорри даже не знал как гостям и сказать-то.

Однако Варглоб хранил почтительное молчание, как и подобает руси в присутствии своего шеппаря. Он ждал хотя бы малюсенькой щелки в блеянье Хрольфа или недобром мычании его гостей, чтобы вступить в разговор. Но круглые и пустые, как бездонная бочка, слова, что цедил Хрольф, не оставляли Годиновичу и крошечного сучка.

Шеппари уже завозились на лавках, намереваясь покинуть кров хозяина Грома, но тут на хозяйскую половину вбежал взъерошенный Улле.

– Как ты посмел! – гаркнул на него племянник Неистового Эрланда.

– Хрольф! Там данны! Спрашивают тебя! – затараторил гребец. – Я, как положено, говорю: «Кто спрашивает?»…

– Говори быстро, кто там и что ему надо, или проваливай, – прорычал Хрольф, давая понять, кто хозяин в доме и на корабле. Но голос его выдал неподдельный страх. Неужто даннский посланник передумал и решил взять провинившегося шёрёверна в плен, покончив дело нежданным наскоком? Судя по перекошенной физиономии Ульриха, данны пришли в боевом железе и с недобрыми лицами. Ежели они ворвутся в дом, Хрольфова русь даже не успеет взяться за мечи.

– Там… такой толстый данн, – сбивчиво докладывал гёт. – Он сказал, что его имя не мое собачье дело, и назвался ярлом Хебедю.

– Чего ему надо? – спросил шеппарь Грома, оглядываясь вокруг в поисках путей к отступлению.

– Он сказал, что хочет кое о чем поговорить с разорителем Хохендорфа, – выпалил Улле.

– Скажи ему, что я жду его, – повелел Хрольф. – Да и по пути растолкай манскап. Понял?

Загребной кивнул и скрылся за занавесом.

Вскоре в доме послышалось бряцание оружия. Шеппарь нащупал рукоять своей билы. Другого пути к бегству, кроме как с боевым топором наперевес, у него не было.

Полог снова распахнулся, но перед собранием шеппарей предстала не стена даннских клинков, а лишь толстопузый посланник Харека Черепахи.

– Послушай, Хрольф… – вполголоса начал он, задергивая занавес. Молниеносно оглядев собравшихся за столом, он с ходу уразумел, что пред ним не манскап, а шеппари лихого разбора.

– Я смотрю, ты принял правильное решение, – пряча улыбку в усы, сказал данн.

Хозяин дома молчал. Он не знал, что происходит на половине манскапа, но, судя по стоявшей тишине, потасовки там не было.

– Я тут подумал… – начал толстяк. Суровые лица шеппарей явно спутали ход его мыслей. – Словом… когда пойдешь на Овсяный залив… загляни ко мне в Хедебю. Я в твоей ватаге пойду… Только вот что…

Данн почесал затылок.

– Мои корабли с торжища на полдня позже твоих выйдут. Ну, понимаешь… точно я за тобой погнался… Харек, Гарм его подери, хоть и черепаха, а пока еще конунг… Уразумел?

– В моей ватаге пойдешь? – переспросил Хрольф.

На лицах шёрёвернов отразилась куча-мала нежданных мыслей, что ворвались в их нечесаные головы. Глаза викингов запрыгали, как домовитая мысь [68] по осени, с Хрольфа на ярла Хедебю и обратно.