— И то и другое! — засмеялась Варя. — Но все-таки больше принципиальная. Знаешь, я вообще скорее театральная актриса, я недавно это поняла… Был, наверное, уже сороковой спектакль «Шмеля». И вдруг к концу первого акта я ощутила такое волшебное чувство… какой-то невероятной власти над залом… Я была как пьяная… и дико боялась, что во втором акте не будет этого чувства, а оно опять было… И это ни с чем не сравнить…

— А кто-нибудь еще это заметил?

— Да. В первую очередь Дима. Ну и Филипп, он с нами ездил. Такого мне наговорил…

— Варь, но ведь в театре много не заработаешь. А Бернини предлагает роскошный гонорар!

— Не хочу… Вообще не хочу надолго уезжать.

— Ах да, у тебя же новый… — Катя покосилась на сына, с аппетитом уплетавшего пиццу, — объект. Я его знаю?

— Конечно.

— Опять артист?

— Да.

— И опять не Димка? Что ты его мучаешь! Ладно, артистов много, всех не упомнишь. Колись!

— Симбирцева знаешь?

— Спятила, да?

— Да. И давно.

— Опять двадцать пять! И где жить будете?

— Мы не будем вместе жить. У нас просто роман. Тайный для всех. Тебе я сказала, потому что надо было хоть с кем-то поделиться, и я уверена, что ты будешь молчать.

— Что за детские игры? — поразилась Катя.

— Понимаешь, мы любим друг друга, не можем быть врозь, но и вместе не можем… И вот решили… У нас же не было романа…

— Ну и в чем этот роман заключается? — весьма скептически осведомилась Катя.

— А в чем они обычно заключаются? — рассмеялась Варя.

— Конфеты-букеты? Или уже… — Катя покосилась на сына.

— Уже!

— И где?

— В гостинице.

— Что? Совсем сдурели? Это ж скоро станет достоянием общественности! Опять начнут вас полоскать… Не надоело?

— Все равно ведь полощут…

— А домой он к тебе не ходит?

— Я даже не зову… В эту квартиру нельзя.

— Варь, ты все-таки совсем дурная… — скривилась Катя. — Я все понимаю, Стас мужик охренительный, в нем столько всего, но…

— Кать, я все «но» знаю и понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Люблю его.

— Тогда чего уходила? Впрочем, это сказка про белого бычка! Ладно. Давай к делу. Бертольди, значит, посылаем… Я, правда, рассчитывала на солидный процент, но…

— Кать, — расстроилась Варя. — Мне правда неохота опять играть суперагента…

— Все, проехали! Но за это ты согласишься на фотосессию у Линдберга!

— Да ты что? — ахнула Варя! — Конечно, соглашусь!

— И на интервью для трех журналов. Два с портретами на обложке.

— Хорошо.

— Варь, но все-таки это глупо… ты бы хоть сценарий прочитала. Там вообще-то другая роль, это не Марта.

— Кать, ты пойми, я ж репетирую «Пигмалиона»! Это мечта, даже мечтать и то я бы побоялась, а тут…

— Ну, а как репетиции?

— Трудно.

— В труппу пойдешь?

— Ой нет! Такой гадюшник…

— Жрут?

— Жрут. Правда, Димка заступается… один раз даже скандал устроил…

— Он тебя любит!

— И я его люблю!

— А Стас?

— Дима — друг, верный, хороший друг…

— Ой, я не могу! Скажи лучше, у тебя что, кроме этих двух никого больше нету на примете? За тобой же наверняка многие ухлестывают?

— На фиг они мне сдались? Мне некогда!

— Недальновидно, Варечка!

— Ну и пусть!

— Вы опять пррро мужиков? — вступил в беседу Алексей Эдуардович.

— Нет, Лешечка, — грустно проговорила Катя, — для меня во всем свете существует только один мужик, это ты. А для Вари ее сын, Никитка!

— Так я и поверррил!

Варе пришла эсэмэска: «Завтра буду в Москве. Дико скучаю. Встретимся?» Варя вспыхнула и ответила: «Я тоже дико! У меня завтра «Шмель». «Заберу тебя после спектакля».

Стас решил во что бы то ни стало посмотреть спектакль. Он видел «Песни шмеля» два раза, третий и двенадцатый спектакль. Однако к началу он не успел. Его, конечно же, пустили в зал и поставили стул. На сцене был только Дима. Он говорил по телефону. Хорош, подумал Стас, чертовски хорош! Но тут вышла Варежка! Стас задрожал. Как она двигается, какой у нее волшебный голос… Но дело даже не в этом. Раньше она была просто прелестна в этой роли, но слегка зажата, профессионал сразу мог распознать некоторую неопытность, даже растерянность иногда… А сейчас! Сейчас это была истинная актриса, зрелая, уверенная и, главное, владеющая залом! Вдвоем с Димой они составляли такой восхитительный дуэт! Как она выросла! Какой быстрый прогресс! Неужели это моя женщина? Неужели сегодня она будет со мной? Я люблю ее… Больше всего на свете люблю… Стас сцепил пальцы до боли в суставах. Между тем она играла сцену соблазнения. В ней нет и капли вульгарности. Конечно, сцена блистательно решена режиссерски, но далеко не всякая, даже талантливая актриса способна так же блистательно воплотить замысел режиссера! Как же все случайно в судьбе актера… Такой талант едва не пропал… Стас чувствовал, что большинство мужчин в зале хотят ее не меньше, чем он… Но она моя! Моя! Он помнил, что в конце первого акта она поет очень милую песенку. У него всегда кружилась голова, когда она пела. Он хотел сбежать, чтобы в антракте его не засек кто-нибудь из знакомых, но так хотелось дослушать песенку… И все-таки он не дослушал последний куплет и выскочил из зала.