Шрифт:
— О чем, черт возьми, они думают? — Джосс подошел к Грею и встал рядом. — Мистер Уиггинс, — произнес он, — скажите парням, чтобы…
— Я сам остановлю это представление, — проговорил Грей.
Он, не мешкая, перепрыгнул через ограждение юта и, торопливо шагая, пересек палубу, стараясь не поддаться панике. Святые угодники, с каких это пор «Афродита» стала такой длинной? Там, на юте, мисс Тернер потеряла опору, споткнувшись о веревку, и желудок Грея свело от испуга.
— Чертовы тупицы, — пробормотал он в качестве прелюдии к более непристойной брани, которая готова была сорваться с его языка. Только идиот мог позволить истекающей кровью рыбине так долго метаться на конце гарпунного линя. Дикарский способ ловить рыбу и надежный способ привлечь…
— Акула!
И с этого момента все пошло слишком быстро. И в то же время медленно.
Если бы у Софии была хоть капля здравого смысла, она бы тотчас же бросила линь. Но, похоже, этим качеством она не обладала, поэтому ее действия были абсолютно безрассудны.
Если бы у собравшихся вокруг матросов была хоть капля мозгов в их просоленных головах, они бы тотчас перерезали веревку.
Если бы у Грея был при себе нож, все решилось бы за долю секунды. Но у него не было ни ножа, ни кортика, потому что по воле Джосса он не был ни матросом, ни капитаном, ни рядовым офицером корабля.
Нет, у него не было с собой ножа. Но у него были ноги, давшие ему силу преодолеть оставшиеся до Софии ярды. У него были руки, которыми он обхватил мисс Тернер как раз в тот момент, когда челюсти акулы сомкнулись на корифене и утащили ее под воду. И у него был голос, голос капитана Грея, при необходимости перекрывавший и рев бури, и пушечную пальбу.
— Бросьте линь!
Но от неожиданности София поступила наоборот: она из последних сил сжала веревку. Этого нельзя было делать. Акула тащила свою добычу на глубину, и чертов линь скользил в ее руках, немилосердно сдирая кожу с ладоней.
— Отпустите! — приказал он. — Сейчас же!
Она повиновалась. Ее дрожащие пальцы были белыми, ободранные ладони кровоточили.
Несколько долгих секунд Грей неотрывно смотрел на эти израненные руки.
К тому времени, когда Грей, опомнившись, попытался оттащить ее от фальшборта, акула размотала еще с десяток ярдов тонкого, но крепкого пенькового линя. Того самого линя, в мотке которого запуталась нога Софии.
— Режьте линь, чертовы дети! — проревел Грей, еще крепче сжав в руках хрупкое тело и опрокидывая Софию на палубу.
Стремительно ускользающий за борт линь петлей захлестнул их переплетенные ноги и поддернул к планширю. Еще секунда, и проклятая акула либо утащит их в море, либо просто оторвет им ноги. Изловчившись, Грей изо всех сил уперся свободной ногой в фальшборт. От страшного напряжения красные круги поплыли перед его глазами, когда он процедил сквозь зубы:
— Кто-нибудь. Перережьте эту чертову веревку. От сильного удара фальшборт затрясся. Кто-то пришел к ним на помощь.
Грей поднял голову и сквозь пелену спадающего напряжения увидел Леви, еще державшего топорище — лезвие его топора на добрый дюйм врезалось в дубовый брус планширя.
— Спасибо, — тяжело дыша, проговорил Грей и снова уронил голову на палубу.
И так они лежали на полубаке, прижавшись друг к другу. Ее макушка находилась у него под подбородком, а ее изящная нижняя половинка уютно расположилась между его бедрами. Она тяжело дышала, испарина покрывала ее лицо и тонкую шею. Грею неожиданно пришла в голову поразительная мысль: накануне ночью он мечтал о чем-то похожем. Разве что в этих мечтах одежды на них было гораздо меньше, а дюжины стоящих вокруг матросов не было и в помине.
— Да, — произнесла София, — это было потрясающе.
Глава 8
— Это, — мистер Грейсон с грохотом захлопнул дверь капитанской каюты, — была самая потрясающая глупость, которую я когда-либо видел. — Нервным движением он достал из внутреннего кармана сюртука фляжку, отвинтил крышку и, поднеся горлышко к губам, сделал большой глоток.
Она никогда не видела его таким возбужденным.
— Вы сердитесь, — сказала она.
— Чертовски верно, я рассержен, более того, я зол. Я бы с удовольствием развесил бы всех этих чертовых идиотов на нок-рее и орал бы на них, пока они не оглохли.
— Так почему же вы кричите на меня?
Он рывком открыл ящик небольшого комода и достал оттуда обтянутую кожей коробку. Щелкнули застежки, и коробка оказалась медицинским набором, наполненным бутылочками коричневого стекла, пластырями и мотками марли.
— Потому что… — Сердито вздохнув, он уселся на второй стул. — Дайте мне ваши руки.