— Чеботарев огляделся. Планировка квартиры была, кажется, как у него. Только мебель старенькая, и обои вылиняли лет десять тому назад. И на потолке краска треснула.

— Ремонт давно не делали, — перехватила его взгляд Полина Александровна, — а на что его делать? Мы с дочерью вдвоем живем. Вот Маринка замуж выскочит, тогда они с мужем и сделают все, как захотят — мне-то уже без разницы.

— Вы бы сказали раньше, я бы в тресте из ремонтных фондов выбил — посетовал Чеботарев, понимая, что врет безбожно, не стал бы он выколачивать ничего забесплатно, да и Бородянский бы не позволил.

— Да не люблю я, когда государство мне бесплатно что-то делает, — призналась Полина Александровна. — Раз бесплатно — значит, плохо. Мне вон уже из ЖЭКа приходили газовую колонку чинить — так она через 2 недели рванула, хорошо, не убила никого и дом не спалила. Опять же мастера — живые люди, им на перепив отстегнуть надо, а у меня сейчас нет. Я ж на пенсии, а Маринка в школе, ей если что перепадает, то подарки от родителей — конфеты или отрез на платье. Выколачивать она не умеет, а сам кто сейчас что подарит? Сейчас вот, хорошо, ребенка на репетиции взяла, будет его по математике подтягивать.

В дверь позвонили.

— Помяни дурака — он тут как тут, — улыбнулась Полина Александровна, направляясь в коридор открывать, — не иначе, Маринка из школы вернулась. У нее сегодня первая смена.

Заскрипели двери, зашаркали ноги, издалека до Сергея Степановича донеслись какие-то голоса. Минуту спустя в комнату влетел ураганчик лет восьми от роду и первым делом стянул со стола кусок пирога.

— А поздороваться? — строго поинтересовалась Полина Александровна.

— Даси, — набитым ртом произнес ураганчик. Чеботарев улыбнулся в ответ, понимая, что это все же не может быть дочь хозяйки — в таком возрасте в школу на работу пока еще не принимают.

— Добрый день, Сергей Степанович, — в комнату вошла девушка и остановилась возле стола. Чеботарев поднялся, здороваясь. — Мама, наверное, уже успела нажаловаться на все трудности переходного периода?

— Какого периода?

— Нынешнего — переходного от безденежья к безработице. Не слушайте ее, она вас совсем запугает своими речами о Ленине.

— Да я не слушаю, — сказал Чеботарев, и смутился, поняв, что ляпнул глупость. Девушка рассмеялась.

— Успел пирогом поживиться? — поинтересовалась она у ураганчика. Тот кивнул. — И, конечно, руки мыть перед этим необязательно… — ураганчик заулыбался, полностью соглашаясь с тем, что мытье рук перед едой — пустая трата времени, водных ресурсов и мыла. — Ладно, марш в мою комнату. Математика ждет. Извините, Сергей Степанович, — улыбнулась ему девушка, — дела. Вы с мамой посидите, хорошо?

— Нет, э, я уже пойду, — засуетился Чеботарев, — я давно здесь. Рад был повидать.

— Заходите, — участливо попросила Полина Александровна. — На что же еще нужны соседи? И не расстраивайтесь — все у вас наладится. Слишком долго никому плохо не бывает.

Марина прислушивалась к разговору, не понимая, о чем он. Чеботарев поблагодарил радушную женщину, и дверь за ним закрылась.

— Миллион рублев, — сообщил Палыч, глядя, как Витек пересчитывает принесенные им деньги.

— Семьсот тридцать тысяч, — заявил Витек. Палыч нахмурился.

— Ты что, мне не доверяешь? Дважды пересчитывали.

— Сам считал?

— Нет, но следил внимательно.

— Ты, старик, за свою жизнь столько дорог прошел, что на какой-то ум обронил, — вздохнул Витек. — Сломали они деньги, понимаешь?

— Как это?

— Как полено об голову. Переламывают пачку при пересчете, часть купюр незаметно выдергивают, а при тебе кончики одной и той же купюры дважды считают. Это даже ребенок знает.

— А я и менял у ребенка, — признался Палыч, — отвратительный такой типчик.… Да я сейчас пойду обратно и уши ему оторву.

— Так он тебя и ждет там, уже уши в руках держит, приготовил.

— Ты прости, Витюнь…

— Ладно уж. И этих хватит. Денег у нас и без того больше, чем надо. Что теперь?

— В парикмахерскую пойдешь, состригать гнезда на голове.

— Все шутишь, — Витек распихал стольники по карманам. — ладно, пойду. Вернусь — не узнаешь меня.

— Наодеколониться не забудь, — напутствовал Палыч, — я сколько помню, в парикмахерских всегда одеколоны были лучше, чем в магазинах. Причем за те же деньги.

Ближе к вечеру Витек впервые за все время, сколько себя помнил, выбрался в город с такой суммой денег. Ему было и боязно, и весело одновременно. Хитрец-гоблин, который уже однажды вляпал слесаря-инструментальщика 4 разряда в пренеприятнейшую историю, начал было что-то нашептывать на ухо, но теперь Витек был трезв и более рассудителен, потому пообещал гоблину оторвать ему голову, если тот не заткнется. Гоблин поверил в серьезность заверений Витька, и внутренний голос больше не возникал. Тем не менее Витек и без его подсказок решил выбрать парикмахерскую не на задворках с засыпанным остриженными волосами полом, а где-то в центре и с витринами почище. Обнаружить такую не составило большого труда — стекла матово сияли, не позволяя разглядеть внутреннее великолепие. Витек толкнул тяжелую дверь и очутился в зале, сверкающем стерильностью и богатством. Не дожидаясь приглашения, прошел к первому попавшемуся креслу с подголовником, напоминающему зубоврачебное, и погрузился в него целиком.