Шрифт:
— Чего стали? Быстро все за работу. Блиндаж еще не достроен! — с места в карьер попытался скомандовать замполит. Но истерически исторгнутый Воблой приказ был так единодушно проигнорирован, что лейтенант, осекшись и захлебнувшись в собственной желчи, молча спрыгнул в окоп, из-за бруствера глянув туда, где наперегонки с немецкой артиллерией соревновался Аникин.
Вот очередной земляной фонтан взметнулся вверх метрах в двадцати от старшины. Тот, как подкошенный, рухнул и вжался в ложбинку. Надо ж этой ложбинке в нужный миг в нужном месте как раз оказаться. Хотя это со стороны тем, кому невдомек, могло так показаться, что, мол, это ложбинка старшину нашла. На самом деле Андрея на встречу со спасительной выемкой в днестровской земле толкнули везение и наитие. Укрыла его всего лишь на несколько секунд, пока осколки летели и осыпался град глинистых комьев.
Чутьем, отточенным за сотни проведенных на передовой дней и ночей, угадал долю секунды, когда надо подняться и снова опрометью броситься вперед, по подсказанной тем же солдатским чутьем траектории.
Почти все из отделения уже перебрались в спасительное укрытие траншеи. Только Зайченко, как завороженный, торчал на поверхности среди брошенных досок и бревен.
— Во дает командир! — проговорил он. — В догонялки с немецкой артиллерией…
— Слышь, ты, дубина, бегом в траншею, — дернул его за сапог Бондарь. — Тебе все игры. Тут сама костлявая за командиром скачет.
— Оно понятное дело, — скатываясь вниз, согласно кивнул Зайченко.
— Тебе-то теперь, знамо дело, понятно, Зайченко… — отозвался кто-то с правого фланга траншеи. — Командир-то тебе здорово мозги вправил. Чтоб не шастал, где не надо…
— А ударчик у старшины хорош. Вишь, как его с правой свалил…
— Да уж, по части челюсти лучше со старшиной не связываться…
— Видать, и правду говорили, что он сам.
— Что сам…
— Ну, из штрафников. Из «шуриков», значит.
— А-а… — очухавшись, растянул Зайченко. — Так вот чего он так взъерепенился. Так, значит, командир наш тоже из искупивших…
— Ну и что? — вдруг схватил его за грудки Евменов и тряхнул что есть силы. — Дурачок ты, Зайченко. Я, к примеру, тоже из искупивших. Так я кровью свою вину смыл. Ты хочешь сказать, что ты лучше меня боец? А ну, говори?…
— Не, это… нет… — залепетал уже совсем испуганно Зайченко. — Не лучше…
— То-то же, — хмыкнул сержант и отпустил растерявшегося солдата.
— Да, Зайченко, ты уже второй раз за десять минут бревно из рук выпускаешь, — посмеиваясь, заметил Евменов. — Цепкости у тебя, Зайченко, нет. Руки дырявые, хе-хе. Где уж тебе Нинку ухватить…
Аникин, казалось, уже пересек линию, по которой выстраивали свою гибельную цепь наводчики немецкого орудия. Вдруг мощный взрыв вырос прямо посреди дороги, заслонив от сидевших в траншее фигурку командира.
— Накрыло! — не сдержавшись, выкрикнул Зайченко. Бондарь молча, со злобной досадой, ткнул его под ребра кулачищем. Отсюда действительно всем показалось, что взрыв должен был задеть бегущего.
Но вот глина опала, и в облаке бурой взвеси все увидели, что бежевое пятно выцветшей кацавейки старшины Аникина приближается к сельским хатам.
Картина эта вызвала в траншее рев нескрываемого восторга.
— Вот молодца!
— Обломилось костлявой в жмурки с командиром играть!
— Не на таковского напала!…
Бондарь один старался сохранить подобие сдержанности, хотя и его распирало от радости.
— Ну, чё разорались. Чай, не на футболе.
Траншея действительно напоминала в этот момент трибуну ЦСКА сразу после результативного сольного прохода форварда красно-белых. Даже Евменов, молчаливый и неулыбчивый, потеплел взором, и в уголках его глаз подобием улыбки собрались лучики морщин. Только на желчном лице замполита сохранялось то же выражение брезгливой недужности. Действительно, будто присохло оно к его вяленой физиономии. Но на лейтенанта в этот момент никто не обращал никакого внимания.
V
Комбат, несмотря на свой простуженный и усталый вид, встретил Аникина на пороге отведенной под штаб хаты.
— Ну, ты даешь, чертяка! Не мог переждать пяток минут? — приветив, добавил он. Доложили капитану или сам он видел футбольный прорыв Аникина через артобстрел к селу, Андрей выяснять не стал. Его беспокоило, что отделение до сих пор оставалось в траншее, что называется, без крыши над головой. Поскорее хотел Андрей выяснить, зачем его звал командир батальона и быстрее обернуться к своим. Оно понятно, ребята надежные и сами от работы волынить не будут. Один Бондарь чего стоит. Да только под личным присмотром дело спорится надежнее и спокойнее.
— Велено, товарищ капитан, явиться безотлагательно, — без всякого панибратства отчеканил Аникин. — Потому и не счел возможным… пережидать.
Комбат, пропуская старшину в низенькую, но опрятную, выкрашенную белой известью комнату хаты, тяжело вздохнул.
— Это от замполита приказ такой получил? — в вопросе капитана прозвучало недвусмысленное раздражение. «Видать, наш Вобла уже и капитана допек», — подумал Андрей, стремительно проходя внутрь.
Там, уже в несколько слоев спеленав воздух сиреневым дымом от самосада, скучились вокруг застеленного чистой скатеркой стола ротные и взводные. Никого из командиров отделения Аникин не приметил. Во главе стола, возле стула, который, видимо, предназначался самому комбату, восседал собственной персоной начальник штаба полка майор Дедов.