– Детский сад какой-то! Так он будет самоубиваться или нет?

– Нет конечно. Истерика уже прошла, а так он более-менее в порядке. К тому же, боится высоты. Уже боится, протрезвел. Но переговоры его не устраивают. Говорит – либо все уходят, либо он прыгает.

– Реально его уболтать?

– За пару часов – да. Его скоро начнет потихоньку ломать, и тогда он станет гораздо покладистее.

– Наркоман? – удивился Гусев.

– Пока еще легкий. Но не без этого.

– Мне приказывают застрелить его, – сказал Гусев почти шепотом.

– Неплохая идея. Туда козлу и дорога. Да вы сами поглядите, кто это.

Гусев проводил ошарашенным взглядом уходящего психолога и шагнул к окну. Высунулся наружу. И обомлел.

На соседнем подоконнике курил и затравленно глядел на проспект начальник пресс-службы Верховного Совета.

– Дима, – позвал Гусев. – Что стряслось?

Дима в ужасе подпрыгнул, чуть не сверзился вниз, замахал ногами, уронил окурок и сам в конце концов рухнул внутрь комнаты, повалив там, судя по грохоту, какую-то мебель.

Гусев шумно выдохнул. Сейчас откроется дверь, в комнату ворвется «группа поддержки», и выбраковщик Гусев спокойно пойдет за пивом.

Ни первого, ни второго, ни третьего не произошло. Гусев выскочил в коридор. Там все стояли неподвижно и глядели на него.

– Какого же вы… – начал он было, и тут же бросился обратно, на ходу вытаскивая игольник. Лапин что-то сказал ему в спину, но Гусеву было не до того. Он занимал позицию. И как только в оконном проеме показалась нога – клиент снова хотел усесться, а может, и прыгать решил, – Гусев трижды нажал спуск.

Нога на секунду зависла, потом безвольно упала на карниз, и в соседней комнате снова раздался грохот падающего тела. Гусев убрал оружие и достал трансивер. Краем уха он услышал, что на этот раз дверь открыли, и вокруг подстреленного клиента началась деловитая суета.

– Алексей, спускайся в машину. Концерт окончен.

– Лихо ты его! Как так вышло?

– Спускайся в машину, – Гусев прицепил рацию на пояс и вдруг поймал себя на желании перед выходом в коридор расстегнуть кобуру «беретты».

– У вас будут очень, очень, очень большие неприятности, – донесся до него голос Лапина.

– Заткнись, малявка, – сказал Гусев устало. – У меня все неприятности в далеком прошлом.

Отодвинул дознавателя плечом и зашагал, не оглядываясь, к лифту.

У проходной Новодевичьего оказалось неожиданно людно. За черными «Волгами» и широкими плечами охранников с трудом просматривался длиннющий правительственный «ЗИЛ».

Гусев загнал «двадцать седьмую» на тротуар. К машине тут же заспешил некто при костюме с галстуком, занося руку для отмашки: вали отсюда, не положено. Гусев вышел и захлопнул дверцу.

– Машину разрешаю не сторожить, – бросил он подскочившему охраннику. Тот оторопело заморгал.

– Ты новенький, что ли? – сочувственно улыбнулся Гусев, отстегивая свой значок и предъявляя его тыльной стороной, где размещались имя, личный номер и крохотная фотография. – Кто это здесь? Неужто сам товарищ Литвинов?

– Н-нет, – пробормотал охранник, бегая глазами с фотографии на лицо Гусева и обратно. – Это Гусев приехал.

– Тем более не стой на дороге, – посоветовал Гусев, цепляя значок на грудь.

– Да, проходите… Пожалуйста.

Больше Гусева не задерживали. Он быстрым шагом прошел на кладбище и привычно запетлял между участками. Мелькающие там и сям люди в костюмах его не трогали, а некоторые даже издали кланялись.

За могильной оградой на узкой лавочке примостился грузный пожилой мужчина в черном плаще. Гусев бесцеремонно оттолкнул начальника охраны, загораживавшего путь, и остановился в проеме раскрытой калитки.

Пожилой мужчина с трудом повернул голову.

– Здравствуй, Паша, – сказал он. На суровом лице обозначилось нечто похожее на улыбку. – Не ждал. Давненько мы… Навещаешь, значит. Молодец.

– Я-то знаю, что мне здесь делать, – процедил Гусев сквозь зубы. – А вам? Грехи не так замаливают. Положено свечки зажигать и лбом об пол биться. Хотя да, вы же атеист…

– Я часто здесь бываю, – вздохнул пожилой. – И напрасно ты, Паша. Нет за мной никакой вины.

Гусев оглянулся на начальника охраны.