— Это действительно необходимо, чтобы я присутствовала на этом… — она проглотила слюну, — бракосочетании?

— Так приказал Господь Лето. Ты будешь там одна вооружена лазерным ружьем. Это большая честь.

Она осталась стоять, глядя куда-то поверх головы Монео.

— Что еще? — спросил он.

Мощная челюсть Наилы дернулась.

— Он Бог, а я — простая смертная, — повернувшись на каблуках, она стремительно вышла.

На мгновение Монео удивился странному поведению этой великанши, но потом его отвлекли более близкие ему мысли. Он думал только о Сионе.

Она выжила, как и я. Сиона теперь обладает внутренним убеждением, что Золотой Путь остался незыблемым. Как и я. В этом не было единения, он не чувствовал, что стал ближе к дочери. Это был тяжкий крест, и этот груз неизбежно подавит ее мятежную натуру. Ни один Атрейдес не может пойти против Золотого Пути. Лето позаботился об этом!

Монео вспомнил собственную мятежную юность. Каждую ночь — на новом месте, постоянная готовность к бегству. Паутина прошлого застлала его сознание, она словно прилипла к его памяти, как ни стремился он освободиться от навязчивых воспоминаний.

Сиона попала в клетку. Так же, как и я попал в клетку. Так же, как несчастный Лето.

Звон ночного колокола пробудил его от этих мыслей и включил ночное освещение в кабинете. Он посмотрел на стоя, вспомнил о незаконченной работе. Сколько еще дел, связанных со свадьбой Бога-Императора и Хви Нори, надо сделать! Он нажал кнопку звонка и велел ординарцу, молодой Говорящей Рыбе, принести стакан воды и вызвать в кабинет Дункана Айдахо.

Ординарец быстро вернулась и поставила на стол, возле левой руки Монео, стакан воды. Он посмотрел на длинные пальцы женщины и подумал, что с такими пальцами надо играть на лютне, но не посмотрел на ее лицо.

— Я послала человека за Айдахо, — сказала Говорящая Рыба.

Он кивнул и снова погрузился в дела. Он слышал, как она вышла, и только после этого отпил воды из стакана.

Некоторые люди живут без забот, словно мотыльки, но я не могу сбросить с себя тяжкое бремя.

Вода была пресной и безвкусной. Она притупила чувства, сделало тело каким-то вялым. Монео посмотрел на цвет Сарьира в предзакатных лучах солнца, подождал, пока окрестности станут невидимыми в наступающей темноте, думая, что сейчас получит наслаждение от красоты природы, но его ум просто отметил смену красок и все. Я не имею ни малейшего отношения к этому движению.

Наступила полная темнота, и свет в его рабочем кабинете автоматически усилился, принося с собой ясность мыслей. Он чувствовал себя вполне готовым к встрече с Айдахо. Его надо научить подчиняться необходимости и сделать это как можно быстрее.

Дверь открылась, в кабинет снова вошла ординарец.

— Вы не хотите поесть?

— Позже, — он поднял руку, когда она собралась выйти. — Оставь дверь открытой.

Девушка нахмурилась.

— Можешь играть, — сказал он. — Мне хочется послушать твою музыку.

У нее было круглое гладкое личико, которое начинало светиться, когда девушка улыбалась. Так, с улыбкой на Полудетском лице, она вышла из кабинета, оставив дверь полуоткрытой.

Из приемной донеслись звуки лютни бива. Да, у этой Девочки определенно есть талант. Басовые струны звучали, словно удары дождя по железной крыше, средние струны тихо вторили басам. Он узнал песню: трогательное воспоминание об осени, тихом ветре на далекой род ной планете, где никогда не было пустынь. Грустная музыка, печальная, но какая прекрасная!

Это плач людей, попавших в клетку, подумал Монео. Воспоминание о свободе. Эта мысль показалась ему странной. Всегда ли необходимо, чтобы свободу добывали мятежом?

Лютня смолкла. Послышались приглушенные голоса. В кабинет вошел Айдахо. Монео смотрел, как он входил. Игра света превратила лицо Дункана в гримасничающую маску с глубоко запавшими глазами. Не дожидаясь приглашения, он сел напротив Монео, и световая игра прекратилась. Перед Монео снова был все тот же Дункан. Просто еще один Дункан. Теперь он был одет в простую черную форму без знаков различия.

— Я задал сам себе особенный вопрос, — сказал Айдахо. — Я рад, что ты вызвал меня, и хочу задать этот вопрос тебе. Чему не научился мой предшественник, Монео?

Оцепенев от неожиданности, мажордом выпрямился на подушке. Какой не характерный для Дункана вопрос! Может быть, в этом кроется какое-то особое изобретение, которое применили тлейлаксианцы, готовя этого Айдахо?

— Что побудило тебя к такому вопросу? — спросил Монео.

— Я начал думать как фримен.

— Ты не был фрименом.