Шрифт:
Айдахо резко оглянулся на нее. Она ответила ему пылающим взором.
— Он хочет скрестить нас, чтобы Червь был доволен, — сказала она. — Он хочет, чтобы в моем животе резвились и скакали детишки для новой жизни. Скорее я увижу ею мертвым, чем доставлю ему такое удовольствие.
Айдахо в изумлении посмотрел на Монео.
— А что будет, если мы откажемся ехать?
— Думаю, что вы поедете, — ответил Монео.
Губы Сионы тряслись.
— Дункан, ты когда-нибудь видел эти маленькие пустынные деревушки? Никаких удобств, никаких…
— Я видел деревню Табур, — сказал Дункан.
— Уверена, что это настоящая столица по сравнению с Туоно. Конечно, сам-то Бог-Император не станет праздновать свое бракосочетание в окружении грязных лачуг! Ну нет, Туоно — это грязные лачуги и никакого комфорта, это максимально приближено к жизни древних фрименов.
Айдахо заговорил, глядя на Монео:
— Фримены не жили в грязных хижинах.
— Кому интересно, где они играют в свои культовые игрища, — насмешливо произнесла она.
По-прежнему глядя только на Монео, Айдахо продолжал:
— У фрименов был только один культ — культ честности. Я больше беспокоюсь о честности, нежели о комфорте.
— Во всяком случае, от меня ты его не дождешься, — огрызнулась Сиона.
— Я ничего от тебя не жду, — сказал Айдахо. — Когда мы должны отправиться в Туоно, Монео?
— Ты едешь? — спросила Сиона.
— Я считаю, что надо принять доброту твоего отца.
— Доброту! — фыркнула Сиона.
— Вы отправитесь немедленно, — сказал Монео. — Я выделил для эскорта отделение Говорящих Рыб под командой Наилы.
— Наилы? — переспросила Снопа. — В самом деле? Она останется с нами в деревне.
— До дня бракосочетания.
Сиона медленно наклонила голову.
— В таком случае мы согласны.
— Соглашайся от своего имени, — рявкнул в сердцах Айдахо.
Сиона улыбнулась.
— Простите. Могу я формально просить великого Дункана Айдахо присоединиться ко мне в этом первобытном гарнизоне, где он будет держать свои руки подальше от моей персоны?
Дункан исподлобья смотрел на Сиону.
— Не стоит волноваться по поводу того, где я буду держать свои руки. — Он взглянул на Монео. — Ты действительно добр, Монео? И поэтому отсылаешь меня отсюда?
— Это вопрос доверия, — съязвила Сиона. — Кому он доверяет?
— Меня принудят силой ехать вместе с твоей дочерью? — настаивал Айдахо.
Сиона встала.
— Либо мы принимаем предложение, либо наши доблестные солдаты свяжут нас и доставят в деревню весьма неудобным для нас способом. Можешь посмотреть — это написано на его лице.
— Следовательно, у меня действительно нет выбора.
— У тебя, как и у всякого человека, есть выбор, — сказала Сиона. — Умереть раньше или позже.
Однако Айдахо все еще смотрел на Монео.
— Каковы твои истинные намерения, Монео? Ты не Удовлетворишь мое любопытство?
— Любопытство иногда сохраняло людям жизнь… когда не помогало ничто другое, Дункан, — ответил мажордом. — Я пытаюсь сохранить тебе жизнь. Раньше я никогда этого не делал.
***
Потребовалась почти тысяча лет, чтобы пыль древней всепланетной пустыни Дюны осела и связалась с почвой и водой. Ветра, который называли песчаным вихрем, не видели на Арракисе почти двадцать пять столетий. Во время этих штормов в воздухе могло одновременно носиться до двадцати миллиардов тонн пыли. Небо в такие дни приобретало серебристый оттенок. Фримены говорили: «Пустыня подобна хирургу, который срезает кожу и обнажает то, что лежит под ней». Планеты, как и люди, состоят из слоев. Их можно видеть. Мой Сарьир всего лишь слабое эхо того, что было. Сегодня я должен быть песчаным вихрем.
(Похищенные записки)— Ты послал их в Туоно, не посоветовавшись со мной? Какой сюрприз, Монео! Как давно ты не проявлял подобной независимости.
Монео, склонив голову, стоял в десяти шагах от Лето в центре сумрачной крипты и старался унять дрожь, чтобы ее не заметил Бог-Император. Была почти полночь. Лето заставлял своего мажордома ждать, ждать и томиться.
— Я от души надеюсь, что не оскорбил вас, господин, — сказал Монео.
— Ты позабавил меня, но не будь равнодушен к этому. В последнее время я потерял способность отличать комичное от печального.