Я толкнула локтем Коула — по его широкой улыбке было ясно, что он тоже обратил внимание на летающего младенца.

— Знаешь, — сказала я ему, — попробуй я так покидать мою племянницу, она бы меня с головы до ног обтошнила.

— Желудок чувствительный?

— Назовем это так. Я три недели помогала за ней ухаживать, и каждый день у меня на рубашке было столько слюны, что можно выжимать в корыто для соседских котов.

Но я не жаловалась. После месяца в больнице, где мне лечили пробитый бок, сломанные ребра и коллапс легкого — последствия схватки с Тор-аль-Деган, я не могла дождаться, когда уже полечу к Эви и помогу ей возиться с новорожденной дочерью И-Джей. Это было бы забавно: молодые родители, когда я говорила с ними сразу после рождения дочери, веселились, как дети на Рождество. Но когда я приехала, девочке было уже пять дней, поспать им удавалось не более четырех часов каждую ночь, а малышка выла койотом, не умолкая стой минуты, как ее принесли домой.

— Колики, — заявил педиатр на первом осмотре, когда Эви пристала к нему, отчего И-Джей так много плачет. — Пройдет, — успокоил он нас рассеянно, и я сдержалась, чтобы не вытрясти из него стетоскоп и не дать ему — заслуженно, видит Бог — ногой по яйцам. Тим бы это сделал, но в тот момент он воспользовался случаем подремать в кресле-качалке в углу.

В этот день я нашла новый способ срывать злость.

Привезя изможденное семейство домой и оставив Эви укладывать Тима в койку, а потом кружить по гостиной с И-Джей на руках, я схватила шесть банок пепси и свалила во внутренний дворик.

Накануне ночью шел снег, укрывая морозную землю белой порошей, и теперь она играла живыми вдохновляющими цветами. Колун Тима стоял у стены красного дерева, где Тим его оставил после колки дров. Я поставила его прямее, повернула рассеянно — и тут мне в голову пришла мысль.

— Знаешь что? — тихо спросила я, вытаскивая банку из пакета и ставя на землю. — А это может оказаться очень удачно.

Я оценила дистанцию, замахнулась колуном — и опустила его со всей силы. Банка лопнула с металлическим звуком, газировка залила все вокруг. Я не могла сдержаться — улыбнулась.

Потом я свой метод спасения рассудка рассказала Эви и Тиму, но вряд ли этот метод понадобился бы китайской маме — при таком жизнерадостном и общительном мальчике. Наконец она устала и приземлила своего космонавта в прогулочную коляску с заблокированными, кажется, колесами. Когда мальчик вдруг лишился радостного движения и оказался в коляске, да еще и стоящей на тормозах, я ожидала бури протеста — но он лишь весело осклабился, сверкнув в свете уходящего дня четырьмя жемчужными зубами. Я перехватила взгляд его матери, когда она дала ему горсточку мелко нарезанных кусков сосиски и детскую чашку молока с крышкой и трубочкой.

— Потрясающий ребенок! — сказала я, улыбаясь.

Она улыбнулась в ответ:

— Спасибо.

М-да, судя по акценту, она английских слов не чертову уйму знает. Но все же я должна была спросить:

— Он всегда так радуется?

Она гордо кивнула:

— Плакать только устал или голодно.

— Ух ты, здорово. А вы из труппы акробатов?

— Да. Мой муж и я выступать оба. Но я быть раненая, — она показала на лодыжку, перетянутую по классике «сильное растяжение», — и эту неделю сидеть.

Коул вдруг метнулся вперед, напугав нас обоих.

— С ребенком что-то случилось, — объяснил он, присаживаясь перед коляской, лицом к лицу с мальчиком. Ему не хватает воздуха.

Мы с Китайской Мамой переглянулись в ужасе, одновременно заметив, как синеют у младенца губы.

Коул попытался прокашляться.

— Воздух не выходит.

Он вытащил мальчика из коляски, положил на спину, а потом мягко, но решительно выполнил прием Геймлиха, выталкивая воздух из легких в горло всего лишь двумя пальцами каждой руки. После четырех бесплодных попыток это наконец удалось: ребенок выхаркнул кусок сосиски, да такой здоровенный, что слон бы задохнулся.

Мальчик сделал глубокий вдох, пораженно посмотрел на мать — и разревелся. Это на нее подействовало, и она тоже заплакала, протягивая руки к Коулу, так что он смог ей передать ребенка. Счастливая семья заревела дуэтом, и мать стала укачивать деточку, чтобы успокоить.

— Нам уйти, что ли? — наконец спросил Коул.

— Я не очень твердо знаю этикет приема Геймлиха, — ответила я. — Но вроде бы уже поздновато. — Я потрепала по руке китайскую маму: — Мы так рады, что все обошлось. Вам уже тоже лучше? — Она кивнула. — Вот и хорошо. А нам пора.

— Нет-нет, я должна вас благодарить! И мой муж! Он тоже должен!

Она непритворно ужаснулась при мысли, что мы уйдем, но Коул ее тут же успокоил:

— Мы же не насовсем уйдем, мы тут тоже выступаем. Знаете что? Приходите к нашей палатке завтра. Мы вам дадим контрамарку, и тогда и познакомимся с вашим мужем.

— Ой, это будет отлично! А потом вы приходил к нам и тоже на нас посмотрел.

— Разумеется, — согласился Коул, и я не успела толкнуть его под ребра, напоминая, что мы приехали, чтобы убить вампира, а не заводить дружбу с его работниками.