Юноша замечает на ее левой руке второй браслет. Оба они скрыты струящимся голубым шелком рукавов и становятся видны, лишь когда их обладательница жестикулирует или поднимает кубок.

Справа от нее сидит мужчина в кружевной, открытой почти до пояса рубахе, обнажающей загорелую и широкую, но, на взгляд Креслина, слишком нежную грудь.

Как и большинство мужчин Сарроннина, этот человек превосходит Креслина ростом, а смех его так же легок, как и фальшив. Юноше, которому противна любая (и своя, и чужая) ложь, это неприятно режет слух.

— Как, по-твоему, продвигаются переговоры? — спрашивает Фревия.

— Полагаю, — отвечает Креслин, расправившись с очередным кусочком жаркого, — они проходят, как должно, однако это всего лишь мои надежды, ибо судить о делах государственного управления пристало лишь тем, кто их вершит.

Сказанное юноша заедает листьями мяты, освежающей рот после огненного соуса.

— А что, — не унимается соседка, склонясь к Креслицу так, что он ощущает ее дыхание, — эти стражи Западного Оплота и впрямь так страшны, как о них толкуют?

— Страшны? Да, о них говорят что-то в этом роде. Ну, школу они проходят суровую… насколько я видел. Однако видеть их мне доводилось лишь на учениях, а отнюдь не в бою, так что я едва ли могу ответить на этот вопрос со знанием дела, — он отрезает еще один ломтик мяса.

— Создается впечатление, что ты не способен судить решительно ни о чем, консорт-правопреемник, — послышался глубокий голос, принадлежащий мужчине, сидящему по другую сторону от рыжеволосой.

Подняв глаза, Креслин оценивает взглядом его вычурного фасона рубашку, завитые светлые волосы и ровный загар, после чего отвечает:

— Возможно, все дело в том, что я не поднаторел в дипломатическом искусстве говорить много, но ни о чем.

Рыжеволосая молча улыбается.

— Ты сам себе противоречишь, поскольку снова почти ничего не сказал, — не унимается мужчина.

— Ты совершенно прав, но ведь мне и не нужно ничего говорить, а уж тем паче ничего доказывать, — парирует Креслин и, слегка отвернувшись от блондина, продолжает разговор уже с рыжеволосой: — Прошу прощения, милостивая госпожа, но Крыша Мира — не то место, где в ходу гладкие да льстивые речи, даже если дело касается консорта. Потому я не слишком искушен в уклончивых ответах.

С улыбкой, одновременно и насмешливой и смущенной, она склоняет голову:

— Я ценю твою прямоту, Креслин. Жаль, что ты не пробудешь здесь долго. Твои слова таковы, что… некоторым есть чему у тебя поучиться, — и добавляет, обращаясь к соседу с другой стороны: — Я не сомневаюсь, Дрерик, что в более непринужденной обстановке наш гость сказал бы куда больше.

Дрерик кивает и тут же спрашивает свою соседку слева:

— Доводилось ли милостивой госпоже слышать о слигонских гитаристах?

Креслин помнит о необходимости проявлять учтивость. Поэтому ему удается не скривиться. За внешней вежливостью речей Креслин ощущал скрытую иронию — и в голосе рыжеволосой, и в ответах Дрерика.

— А что ты скажешь о Сарроннине? Думаю, этот вопрос вполне безобиден, — смеется рыжеволосая, чье имя он так и не узнал.

— Насколько могу судить, — осторожно отвечает юноша, — край выглядит процветающим. Дороги, во всяком случае, содержатся прекрасно, а люди, которых мы видели по пути, не отрывались от своей работы. Но некоторые махали проезжающим, а это указывает на общее довольство.

— Тебе не откажешь в осторожности.

— Жизнь на Крыше Мира к этому приучает.

— Тем более что ты, как я понимаю, единственный мужчина, занимающий столь видное положение в рядах самого грозного войска Закатных Отрогов.

— Положение? — Креслин заливается смехом, на сей раз вовсе не деланным. — Милостивая госпожа, все мое «положение» определятся исключительно волей маршала.

— Но ведь ты консорт-правопреемник.

— Лишь пока маршал правит Западным Оплотом.

— Не вижу разницы.

Креслин пожимает плечами.

— Ну, если иметь в виду маршала и мою сестру Ллиз, то разницы, пожалуй, и вправду нет. Однако пост маршала не наследуется автоматически. И теоретически капитаны стражи могут избрать маршалом другую.

— И насколько это вероятно?

— Сейчас? Ну, сейчас вряд ли. Я полагаю, что эта традиция сохраняется на тот случай, если маршалом станет слабая женщина. Живущим за счет Предания необходима сила.

«Траммм!»

Одна-единственная нота взлетает с помоста, где расположилась тройка музыкантов в ярко-голубых туниках и штанах. Двое мужчин и женщина. С гитарами на коленях, но инструменты у них разной формы и разного размера.