По мере того как эта нота воспаряет к высокому, темному, обшитому деревом потолку, Креслин отмечает ее слабое, угасающее свечение. Отблеск золоченого серебра.

— О гитаристах из Слиго ходит добрая молва. Они считаются хорошими музыкантами, — решается сказать он.

— Это не то слово. Этак можно назвать «хорошим музыкантом» и самого Верлинна.

— Верлинна?

— Мастера созвучий из Южного Оплота. Ты никогда не слышал его игры? По слухам, он некоторое время жил у вас, в Западном Оплоте.

— Маршал любит музыку, и у нас останавливаются многие музыканты. Однако имя Верлинн ничего мне не говорит.

— Ты можешь и не помнить. Он сгинул где-то в снегах Закатных Отрогов много лет назад, но люди постарше не забыли его и по сей день. Кстати, у него, как и у тебя, были серебряные волосы, а это встречается нечасто.

— Что правда, то правда, — соглашается Креслин. — И если так, то, возможно, я все же слышал его игру. Мне вспоминается гитарист с серебряными волосами: его ноты были правдивы.

— Правдивы? Когда речь идет о нотах, это звучит странно. Возможно, когда-нибудь ты растолкуешь мне, что имел в виду.

При всей наигранной легкости в ее словах звучит смутное предостережение, словно «правдивость» нот — не та тема, которую позволительно обсуждать за столом. Креслин воспринимает этот намек с благодарностью, ибо «растолковать» значило бы открыть слишком многое, а ложь причиняла ему мучения. Воспользовавшись возможностью промолчать, он переводит взгляд на приступающих к игре гитаристов.

Бросив, как ему кажется, уже сотый взгляд на лежащий за открытыми створчатыми окнами регулярный сад, Креслин вздыхает и бормочет:

— Ну все, хватит.

— В каком смысле? — не понимает Гален.

— В том самом, что я собираюсь выйти.

— Креслин! Но маршал…

— Она не приказывала мне сидеть взаперти в спальне, а только велела держаться подальше от неприятностей. Прогулка в саду никаких неприятностей не сулит, он во внутреннем дворе.

— Позволь мне, по крайней мере, дать тебе провожатого.

— Я не нуждаюсь в охране.

— Это не для охраны. А для обозначения твоего статуса как гостя.

— Я не намерен ждать.

— Мне потребуется один момент.

— Ловлю на слове. Один момент — это все, что есть в твоем распоряжении.

Гален стремительно выбегает в дверь, соединяющую покои консорта с апартаментами маршала, и возвращается прежде, чем Креслин успевает застегнуть поверх липнущих к ногам шелковых штанов пояс с мечом.

— Креслин, но клинок…

Рядом с Галеном стоит тот самый юный герольд, который сопровождал консорта и маршала в трапезную.

— Без оружия я чувствую себя голым, тем более что приходится разгуливать в наряде записной шлюхи. Да и пояс с ножнами не боевые, а церемониальные. Скажи, — тут Креслин оборачивается к пареньку, — существует ли хоть какая-нибудь причина, не позволяющая мне прогуляться в том саду?

— Многие… особы соответствующего положения там гуляют, милостивый господин.

— Дипломатичный ответ, молодой человек. Тем паче, что сейчас, кажется, никого из этих «особ» там все равно нет. Веди.

Делая вид, будто не замечает встревоженного взгляда Галена, Креслин выходит за тяжелую дубовую дверь. Раздается глухой удар. Юноша вовсе не собирался захлопывать за собой створку, но оказалось, что здешние дверные петли слишком хорошо смазаны.

Сначала оба идут в молчании, но, пройдя дюжину шагов, юный герольд робко спрашивает:

— Милостивый господин, правда ли, что ты носишь боевую кожу?

— Я ношу боевую кожу, — с мягким смешком отвечает Креслин, — но у нас так одеваются все, и женщины, и мужчины. В таких шелках, как у тебя, мы бы просто замерзли: наше лето холоднее вашей зимы.

— А как же вы выращиваете урожай?

— А мы и не выращиваем. Разводим овец, которые дают нам молоко, мясо и сыр, а все остальное покупаем. В уплату за снедь мы охраняем западные торговые пути от разбойников и…

— И служите наемниками у западных владык? — уточняет юноша. — А что, ваши стражи и впрямь так хороши, как говорит о них тиран?

— Возможно, — отвечает Креслин, спускаясь следом за герольдом по широким каменным ступеням. — Правда, я не слышал, что говорит тиран.

— Она как-то сказала, что против них не устоят даже маги Фэрхэвена.

— Насчет этого не скажу. Маги не любят холодной стали, но считается, что волшебники востока способны расщеплять горы.

— Говорят, с каждым годом их владения придвигаются все ближе.