Один из советников принялся бормотать в ухо королю что-то насчет цели прибытия монаха. По мере того как советник бормотал, король удивлялся все больше и больше, но его подозрительность все еще не рассеялась.

— Итак, — обратился он к монаху, — я надеюсь, что орден, который ты представляешь, также презирает Великого Дьявольского Чародея.

— Разумеется, Ваше Милостивое Величество, — сказал монах, скромно потупив взор. В его голосе звучало почтение. — Наша вера — возможно, она не слишком отличается от вашей, несомненно, более древней и обладающей большим числом приверженцев, — состоит в том, что Бог есть Сумасшедший Ученый, а мы — объекты Его экспериментов, навеки обреченные блуждать по лабиринту жизни, усеянному случайными и бессмысленными карами и презренными наградами, и посему нет никаких причин потакать Его дьявольским желаниям.

Король разглядывал тощего монаха: его акцент был почти незаметен, а речь — безупречна, но король не мог отделаться от странного ощущения, что монах просто хочет ему польстить. Он откинулся на спинку мягко покачивающегося трона.

— Вы тоже ненавидите Бога? — осведомился Его Величество, сморщив нос и нахмурив брови.

Тщедушный монах в черной рясе странно улыбнулся и ответил:

— Да, Ваше Величество. В полном смысле этого слова.

На шее монаха висела на ремешке маленькая металлическая коробочка.

— Хорошо, — сказал король, продолжая изучать гостя.

Тот взглянул на шептавшегося с королем советника, который лишь покачивал головой. Он не смел перебивать короля.

Король гордился своим статусом государственного деятеля и понимал значение союзников, хотя само по себе его королевство являлось самодостаточным и в данный момент совершенно не нуждалось в помощи извне. В провинции всегда хватало и бандитов, и бунтовщиков, а в столице — обычных закулисных заговорщиков (которых хватало, впрочем, и при дворе). Однако король умел с ними управляться — достаточно было спросить придворных, как обходились с подобными затруднениями в прошлом. Но времена меняются, если не в самом королевстве, так за его пределами, и Фарпеку не помешает обзавестись сторонниками в большом мире. Короля всегда беспокоило то обстоятельство, что так мало людей знает о существовании его государства.

Монаха следует получше расспросить.

— Сколько же вас всего?

— Здесь, Ваше Величество? В вашем государстве? Из нашего ордена — только я один…

Король покачал головой.

— Нет, сколько всего приверженцев вашей веры?

— На сегодняшний день — только несколько тысяч, Ваше Величество, — признался монах. — Хотя многие из нас занимают довольно высокое положение и вынуждены хранить свои убеждения при себе.

Король хмыкнул.

— А кто ваш владыка?

— Ваше Величество, — монах, казалось, был обеспокоен, — владыки у нас нет. У нас есть парламент — собрание равных — первосвященников. В этом-то и заключается наша основная проблема.

Монах поднял глаза и робко улыбнулся.

— Видите ли, Ваше Величество, я прибыл сюда, чтобы от имени моих братьев смиренно просить вас — стать нашим духовным владыкой.

Просьбы, просьбы, просьбы… Король ужасно устал от просьб.

Но между тем этот монах прибыл из внешнего мира и говорит от имени людей, которые не являются его подданными, но все же осмеливаются о чем-то его просить…

Да нет, они наверняка поступают таким образом исключительно из уважения к нему самому и тем идеалам, воплощением которых он является. Эта мысль королю понравилась.

— Духовным владыкой? — спросил он, стараясь не подавать виду, насколько ему по вкусу это звание.

— Да, Ваше Величество, — ответил монашек. — Мы просим вас рассмотреть наше скромное вероучение, поскольку вы являетесь главой родственной веры, насчитывающей много столетий, что и дает нам надежду. Мы надеемся на ваше благословение, а также — если, конечно, вы будете столь добры, — на ваше окончательное согласие стать главой нашей церкви. Мы обязуемся никоим образом не запятнать вас и сделать все возможное, дабы поддержать добрую славу лично вашу и Фарпекского королевства.

Монах вновь скромно потупил взор.

— Ваше Величество, умоляю, поверьте: мы вовсе не хотим воспользоваться вашей общеизвестной добротой и великодушием. Мы лишь выражаем свое глубочайшее, идущее от сердца уважение. Велико наше стремление добиться вашего согласия — которого мы, впрочем, недостойны.

Король был смущен. Ему не хотелось давать свое благословение людям, которые называли себя недостойными. У него уже был печальный опыт.

— Что? — грозно вопросил он. — Говорите, вы недостойны?

Тощий монах с секунду помешкал, затем качнул головой.

— Да, Ваше Величество — по сравнению с вами. Но по сравнению с неверными мы достойные из достойных. Как говорится, скромность украшает человека.

Монашек снова улыбнулся. Его глаза слегка повлажнели. Королю было не совсем понятно последнее утверждение, возможно, из-за странного акцента монаха. Но он чувствовал, что проситель сказал что-то остроумное. Поэтому король вежливо хохотнул и оглядел своих советников. Те проделали то же самое. Королю нравилось повелевать придворными таким образом.