— Полное несоотношение предсердие — желудочек.

Это просто подтверждало то, что он уже сам знал. Но ему так хотелось надеяться.

Полная блокада сердечной мышцы.

Желудочки перестали реагировать на импульсы предсердий и сокращались в своем ритме, словно два упрямых музыканта играли дуэт каждый в своем темпе, не считаясь с другим.

— Соотношение?

Анестезиолог сосчитал фазы на экране осциллографа.

— Сорок пять.

Деон посмотрел на экран, сам не зная зачем.

Зубцы «P» шли гораздо чаще, чем «QRS», и между ними не было никакой взаимосвязи.

Полная блокада сердечной мышцы.

Значит, этим стежком он все-таки задел нервный пучок. Почему он не убрал его? Решил рискнуть. Идиот, это больной рискует, а не врач! Но ведь это невозможно, он был очень осторожен. Не мог же он задеть оба пучка!

Медленные, настойчивые «бип… бип…» монитора словно становились громче, пронзительнее, не давали думать.

Надо что-то делать. Но ничего не шло в голову. Он сумел починить разбитое сердце Мариетт, но подверг ее куда более грозной опасности. Блокада сердечной мышцы могла завершиться внезапной смертью.

У него было такое чувство, словно ребенок дал ему любимую игрушку, а он неловко уронил ее, и она разбилась на мелкие кусочки.

Может быть, открыть сердце, убрать «заплату» и проделать все заново? Но где гарантия, что он не сделает еще хуже? Может быть, просто снять ее и оставить отверстие открытым?

— Дайте скальпель, — сказал он сестре.

Но, взяв скальпель, он заколебался.

Подумай, приказал он себе. Не поддавайся панике, не принимай поспешных и неумных решений. Положись на свой опыт.

Где выход? Подожди, посмотри. А девочку пока подключи к водителю ритма.

— Сестра, электроды водителя ритма.

— Постоянные, временные?

— Давайте возьмем… — Он задумался. — Временные.

Он начал вшивать маленькие электроды в переднюю стенку правого желудочка. Руки у него дрожали, и он с трудом подчинял их себе. Питер прижимал первый электрод пинцетом к сердцу, пока он завязывал шелк. Шелк прорезался сквозь мышцу.

— Да держите же эту чертову штуку! — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Смотрите, что я из-за вас наделал. — Он повернулся к Карреру. — Доктор, будьте любезны, подержите пинцет, раз доктору Мурхеду это так трудно.

Он знал, что ведет себя нелепо и недостойно. Но ничего не мог с собой поделать. Его уверенность, что операция не удалась, что он все испортил, словно зловонная черная волна, разлилась по операционной, грозя затопить их всех.

Питер был взволнован и растерян. Француз стоял, как манекен, не решаясь взять пинцет. Операционная сестра, одна из лучших, так неловко подала ему иглодержатель, что чуть не уронила. Он обругал ее, и все сестры застыли в ужасе. Техники у аппарата «сердце-легкие» смотрели на него, точно парализованные.

Все шло к черту. Он потеряет и эту девочку.

— Сорок, — объявил безжалостный голос анестезиолога. — Сорок два. Сорок четыре. Сорок пять. Сорок два.

Деон еле удержался, чтобы не завизжать.

— Заткнитесь! Я и сам слышу.

Снова испуганное молчание. Он подсоединил клеммы электродов к длинному шнуру и другой конец протянул анестезиологу.

— Подключите. Поставьте водитель на один двадцать.

Предсердия все еще бешено работали, будто решили во что бы то ни стало передать свой импульс вялым желудочкам. Ничего. Бип… Бип… Слишком медленно.

— Готово, Том. Включай.

Сигнал монитора не изменился.

— Водитель включен? — волнуясь, спросил Деон.

— Включен, — сказал Мортон-Браун. Он был единственным, кого словно не касалось лихорадочное напряжение этих последних пятнадцати минут.

— Тогда прибавь мощности на стимулятор.

— Даю. Один, один и пять. Два, два и пять.

Наконец, отозвавшись на электрический импульс водителя ритма, сердце резко повысило число сокращений с сорока пяти до ста двадцати в минуту.

— Хорошо. Оставь так.

Деон почувствовал, что его покидают последние силы.

Тем не менее он закончил операцию, как требовал того долг: отключил аппарат «сердце-легкие», проверил функционирование сердечной мышцы, распорядился проконтролировать давление несколько раз, извлек катетеры из вен и аорты, зашил разрезы, вшил дренажные трубки в перикард и средостение. Все это он проделал почти машинально. Руки обрели обычную сноровку, но это не доставило ему ни радости, ни удовлетворения.