Он заметил на каминной полке фотографии Триш. Снимок примерно тех лет, когда он с ней познакомился. Длинные волосы, на фотографии гораздо темнее, чем в жизни, падают на плечи. Загадочная полуулыбка. Широко открытые глаза, насмешливо изогнутые брови. На другой фотографии Триш в профиль. Сидит задумчиво на берегу канала, на фоне барж и домов непривычной архитектуры.

Деон поспешил отвести взгляд.

— А миссис Коултер как поживает?

Старик как будто не сразу его понял. Затем устало потер виски.

— Моя жена умерла, — сказал он. — Месяц назад. В следующий вторник будет ровно месяц.

— Простите. Я не знал. Мне очень грустно это слышать.

И хотя сама фраза была всего лишь общепринятой формулой, он сказал ее искренне. Ему действительно стало грустно, что Триш, у которой и так много горя, пришлось перенести еще и этот удар, пусть даже такой неизбежный, как потеря матери.

— Простите, — повторил он. — Я пытался звонить вам, но…

Старик сжал губы и воинственно кивнул.

— А я этой проклятой штуки здесь решил не устанавливать, — сказал он с самодовольным злорадством. — Довольно и того, что у меня в аптеке минуты покоя от звонков не было. Вот я и подумал, что, удалясь на покой, я не дам его нарушать.

Деон засмеялся.

— Я вас понимаю. Возможно, в один прекрасный день я последую вашему примеру.

Господин Коултер снова кивнул.

— Когда мне что-нибудь нужно, я иду туда сам. Ноги меня еще хорошо носят.

На старости лет у него, вероятно, завелись причуды, подумал Деон. Хотя надо сказать, старик на удивление хорошо сохранился. На прогулке мне, пожалуй, за ним не угнаться.

И, чтобы переменить тему, спросил:

— Ну, а Триш? Патриция, хотел я сказать. Что она пишет?

— Как пишет? — проговорил старик подозрительно, и в его голосе послышалось раздражение. — Она ушла с малышом на море, — он бросил взгляд на миниатюрные каминные часы, по сторонам которых стояли фотографии Триш, — …всего полчаса назад.

И снова ощущение, что он сейчас задохнется.

— Она здесь?

— Конечно, — будничным тоном ответил старик. — А разве вы не знали? Понимаю. Так вот почему… — Он засмеялся, но тут же снова стал серьезным. — Она приехала побыть со мной, когда Мэри… ее мать умерла.

Деон кивнул.

— Да-да, конечно.

— А вы не знали? Она не писала вам о том, как чувствует себя мальчик?

— Нет. Но мне хотелось бы ее повидать.

Старик взглянул на него проницательно и чуть насмешливо, как иногда глядела Триш.

— Это не так трудно, — сухо сказал он. — Она всегда ходит на пляж с гротом. Он в том конце городка.

Теперь, когда может ее увидеть, хочет ли он этого? Еще не поздно вернуться. Во всяком случае, остановись и подумай. Чего он хочет, в конце концов? Чего добивается?

Они играли в песке за полосой водорослей, плавника и всякого мусора, которая отмечала высшую точку прилива. Триш с помощью детского ведерка делала куличи из песка, а мальчик тут же разрушал их, вереща от восторга.

Триш увидела его и медленно поднялась на ноги, отряхнув с юбки песок неторопливо и как-то застенчиво. Он шел к ним по пляжу, спотыкаясь в своих городских туфлях, а она смотрела на его лицо.

Мальчик поднял голову и сразу тревожно оглянулся на мать. Она улыбнулась ему, и он, успокоенный, вернулся к своей игре.

Деон подошел, и мгновение они оба молчали. На ее лице было точно тс же загадочное и чуть насмешливое выражение, которое он только что видел на фотографии в доме ее отца. И он понял, что Триш не позировала фотографу, а, наоборот, тот поймал ее обычное выражение. Но с тех дней он это выражение не запомнил.

— Здравствуй, Триш, — нерешительно произнес он.

— Здравствуй.

Спокойно принимая ситуацию, не спрашивая: «Откуда ты? Зачем ты приехал?»

— Как поживаешь?

— Хорошо.

— Я рад.

Они сидели рядом и смотрели, как мальчик возится в песке.

— А Джованни?

— Не лучше. Но к счастью, и не хуже. Во всяком случае, так мне сказали, когда я привезла его на обследование.

— Когда это было?

— Полтора месяца назад. Видишь ли, мама умерла. Вот почему я здесь.

— Знаю. Мне очень жаль, Триш.

Она не спросила, откуда он знает, и просто поблагодарила за участие, ласково и спокойно.