Он раздраженно ткнул конец отсоса в полость, и равномерный хлюпающий звук исчез. У Беннетта от испуга округлились глаза, и, чтобы скрыть замешательство от совершенной оплошности, он перешел в наступление.

— Сестра! Что вы суете негодные отсосы? — Он резко повернулся к ней, исполненный досады и справедливого негодования. — Вечно одно и то же! И они еще чего-то ждут от нас, когда подсовывают такой хлам! — Теперь у него судорожно дернулась голова. — Да не стойте же сложа руки! Делайте что-нибудь!

Сестра внимательно осматривала резиновую трубку.

— Аспиратор в порядке, сэр. Просто забило с вашего конца.

Солли Моррис поднял на них глаза.

— Вы бы лучше остановили кровотечение. Эдак он теряет больше, чем я могу ему дать.

— А что я могу поделать! — заорал на него Беннетт. — Столько людей не могут справиться с одним паршивым отсосом!

Алая кровь уже намочила полотенца.

— Кто-нибудь мне поможет? — резким, отрывистым голосом бросил Беннетт. И схватил конец аспиратора дрожащими от бешенства пальцами.

Деон потянул наконечник из полости, теперь уже полной крови, и вместе с ним вытащил большой сальник, который подсосало и тем самым забило трубку. Он убрал сальник тампоном и снова установил отсос — и сразу возник хлюпающий звук.

Беннетт ничего не заметил, но слегка успокоился, а на лице его появилось выражение недоверия.

— Вот! — сказал он сестре. — Говорил вам, что с этой штукой что-то не в порядке.

Деон подмигнул ей, никто не произнес ни слова.

Медленно, придерживаемая пружиной, открылась дверь, и вошел профессор Снаймен, сверкая глазами поверх марлевой повязки, любезно кивая налево и направо. Он гордился своим умением обращаться с персоналом в операционной, так что о его вежливости ходили легенды, которые он охотно поддерживал. Раздражителен и своенравен — да, но только не у операционного стола; здесь он настоящий джентльмен. Пусть другие ведут себя подобно капризным примадоннам, профессор Снаймен редко позволял себе повысить голос, он разговаривал, как в гостиной за чашкой чая. Недовольство он выражал едва заметным движением бровей иди взглядом, в котором читалось огорчение или недоумение. Нерасторопные сестры и медлительные ассистенты боялись этого движения бровей больше всякой брани, которую выслушивали от других хирургов, ибо учтивость профессора не могла обмануть его жертву. Старик ничего никому не забывал и не прощал. Кара настигала виновных, когда они совсем не ждали ее.

Вот и сейчас он делал все по заведенному порядку, а глаза уже стали жесткими и видели только стол перед собой и то, что на столе, мгновенно оценив ситуацию на десять ходов вперед.

— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, — сказал он. — Так что тут у нас?

Беннетт посторонился, уступая ему место.

— У меня не было времени определить степень повреждений, сэр, — пробормотал он. — Мы тут не сразу смогли наладить аспиратор.

Старик бросил на него быстрый взгляд из-под бровей.

— Предполагаю, у больного повреждена селезенка. Судя по кровотечению, — сообщил Беннетт.

— Гм, — послышалось из-под повязки.

Он высвободил место для обзора, отведя тонкую и поперечноободочную кишки. Беннетт тотчас прикрыл их влажными тампонами, и Снаймен, к которому вернулось хорошее настроение, вежливо поблагодарил его. Он подвел ретрактор под левую прямую мышцу.

— Не будете ли вы любезны встать с моей стороны, доктор ван дер Риет? Вот здесь подтягивайте, пожалуйста.

Действуя тампоном, он прошелся по передней стенке брюшины, а Беннетта попросил отвести ее так, чтобы открыть всю полость, и сказал это таким тоном, точно навек останется ему благодарен. Но Беннетта не проведешь. Словно затравленный зверь, он оглянулся, окинул взглядом кольцо лиц. Никто даже не посмотрел на него.

Снаймен откачал кровь, убрал сгустки и, пригнувшись, весь ушел в изучение открытой полости.

Теперь стало видно, откуда идет кровь: пуля прошла через селезенку, превратив добрую половину ее в кашицу.

Солли Моррис взглянул на профессора поверх занавески. В голосе его звучало осуждение:

— Давление по-прежнему падает.

— Сейчас мы возьмем его под контроль, Солли. — И Снаймен вежливо кивнул анестезиологу. — Без паники.

Снаймен работал ловко и быстро, и Беннетт с Деоном, стараясь не отставать, высвобождали ему область селезенки для работы, отсасывали, откачивали кровь. Снаймен залез в брюшную полость, словно искусный вор-карманник, ловко работающий в уличной толпе. Одной рукой он подтянул к себе все, что осталось от селезенки, другую протянул сестре. Та уже давно стояла наготове, нагнувшись над простынями, которыми были накрыты ноги юноши, и внимательно наблюдала за происходящим. Она тотчас вложила ножницы для рассечения в руку Снаймену — он взял их, даже не взглянув на нее. Перерезал соединительные ткани, отделил селезенку от ночки и еще ближе подтянул ее к себе. Снова протянул руку. Зажим… еще раз зажим… ножницы… Рассекаю.

На кровеносные сосуды, идущие от селезеночной артерии к желудку, были наложены зажимы, и теперь селезенка держалась только на ножке селезеночной вены и артерии. Профессор Снаймен зажал их, аккуратно развел. Наконец из брюшной полости показалась рука профессора, и в ней — поврежденная селезенка.

Сестра подставила кювет, и он бережно опустил туда орган.

— Кровотечение остановлено, Солли. Дайте ему немного крови. Я подожду пока, не спешите.

Он положил марлевый тампон в место рассечения сосудов и затем поднял глаза на Беннетта, стоявшего по другую сторону стола.