– А я ведь считала, что вы с ней в некотором роде напарники. Подумать только!

– Ну, в некотором роде так оно и было.

– То есть?

– Ты не единственная, кто меня раскусил. Правда, Маринке понадобилось на это полгода. С тех пор она немного прикрывала мне спину – так, на всякий случай…

Глядя на Антона, я никак не могла поверить, что передо мной сидит тот же самый человек, которого я знала в течение месяца, работая в Светлогорке: парень даже выглядел по-другому, не говоря уж о манере поведения! И чего я точно не могла бы себе представить еще сутки назад, так это того, что мы с ним будем сидеть в одной комнате, мирно беседуя о том, что произошло.

Господи, какое же это счастье – оказаться в собственной квартире, принять душ в собственной ванной и, с удовольствием нацепив собственный махровый халат, сесть в гостиной в окружении тех, кого любишь.

Из всех домочадцев только Куся не знала о моих приключениях. Говорят, у собак нет чувства времени, и потому они одинаково встречают хозяина, вышедшего на десять минут в магазин и, к примеру, вернувшегося из мест лишения свободы через несколько лет. После того как первый ритуал («полировка» моего лица длинным розовым языком, обтирание боками о мои джинсы со всех сторон, цирковые прыжки с целью «чмокнуть» прямо в губы на лету) закончился, Куся дождалась, пока я разденусь и приму душ, после чего вспрыгнула на диван в гостиной, прижалась ко мне кудрявым боком и принялась «охранять».

Мама и сын жаждали рассказа из первых уст. Теперь, после того как выяснилось, что я вовсе не отдыхала в Скандинавии, а шпионила в Светлогорской больнице, мама выплеснула на меня все свое волнение.

– Я знала, что дело нечисто! – заявила она, едва я приступила к описанию своих приключений. – Во-первых, ты подолгу висела на телефоне, не экономя деньги. Во-вторых, как-то неохотно делилась впечатлениями. Вот, помню, когда ты ездила отдыхать в Турцию, информация сыпалась из тебя как из рога изобилия!

Стоило мне прерваться хоть на минуту, чтобы перевести дыхание, мама начинала меня ругать. Дэн же, напротив, кажется, гордился тем, что я делала, и даже пытался защищать меня перед мамой.

– Ба, – говорил он, – но она же ведь не развлекалась, правильно? Мама пыталась помочь людям, попавшим в беду!

– Твоя мать – не милиционер, не следователь, не разведчик, в конце концов! – возмутилась мама. – У нее нет никакой специальной подготовки, она не давала подписку о том, что понимает риск, с которым связана ее работа! Твоя мать – врач и должна заниматься своими непосредственными делами, а не изображать из себя Джеймса Бонда или Шерлока Холмса! А Лицкявичус… Да, я допускаю, что он умница и даже гений в своей области, но это не дает ему никакого права рисковать жизнью другого человека!

Я попыталась сказать, что Лицкявичус-то как раз требовал, чтобы я прекратила работу медсестры и ушла из Светлогорки, что именно я хотела продолжить и закончить расследование, что я намеренно скрывала от главы ОМР кое-какую информацию, вводя его в заблуждение по поводу опасности, которая начала мне угрожать, – ничего не помогало. Теперь, похоже, Лицкявичус стал для мамы врагом номер один, ведь он посмел отправить ее дочь на опасное задание…

Вечером позвонила Вика.

– Агния, что за дела? – затарахтела девушка в трубку в своей обычной манере скорострельно сыпать словами. – Я прихожу в больницу, как полная дура, с букетом цветов, а вас и след простыл!

Я начала оправдываться, и Вика быстро перестала обижаться.

– Ладно уж, – примирительно сказала она. – Можно к вам в гости-то?

– Разумеется, в любое время! – обрадовалась я. – Мне на работу еще только через три дня, так что приезжай. А как там Власова? Урманчеева не задержали?

– Пока хороших новостей нет, – вздохнула девушка. – Власова молчит и делает вид, что вообще в этом деле крайняя и ничего не знает. Но Карпухин, кажется, нашел того нотариуса, который подписывал «липовые» документы. Возможно, получится выяснить подробности о пропавших пенсионерах, и тогда мы…

Вика еще что-то говорила, а в моей голове, словно выплывающие из тумана навстречу кораблю очертания скал, начали вырисовываться какие-то смутные воспоминания о чем-то очень важном, связанном с делом.

– Слушай! – прервала я Вику. – Когда Власова с Урманчеевым пытались меня… ну, ты понимаешь… так вот, они упоминали какую-то «дачу».

– Дачу?

– Ну да. Только это не просто дача. Они собирались отправить меня туда «как всех остальных». Понимаешь?

На другом конце трубки повисло молчание. Наконец Вика произнесла:

– Вы думаете, что пропавшие люди могут находиться там?

– Если они еще живы – да. Во всяком случае, таково мое предположение.

– А где оно находится, то место?

– Хотела бы я знать! – воскликнула я. – Они не говорили об этом, но я тут подумала, что если бы Карпухин с Лицкявичусом узнал…

– Все, я поняла! Перезвоню!

Девушка повесила трубку, прежде чем я успела произнести хоть слово. Но у меня не было времени думать ни о таинственной «даче», ни о Карпухине или Лицкявичусе, потому что в дверь позвонили. Мама к тому времени отправилась к своей подруге, одновременно являвшейся и нашей ближайшей соседкой, а Дэн усвистал на какую-то арт-тусовку, поэтому я поплелась открывать, хотя и предпочла бы сейчас побыть одна и поразмышлять. Но мне это, как выяснилось, только казалось: на пороге стоял Олег! В одной руке он держал бутылку дорогого шампанского, в другой – букет моих любимых белоснежных лилий.