— Скажите мне, сеньор, кто вы и почему решились поехать со мной? Я, кажется, ясно дал понять, что отправляюсь один.

— Ах, ваша милость! — воскликнул тот, снимая шлем. — Я ведь и прежде служил вам в качестве проводника, так не прогоняйте меня от себя. Я покажу вам самые удобные подходы к городу, так что ни одна турецкая каналья, даже с кошачьими глазами, способными видеть в темноте, вас не углядит.

— Паж Сверчок! — удивился Тирант. — Как ты здесь оказался? Я ведь приказывал всем пажам оставаться в Константинополе.

— Ах, браните меня, ваша милость, и даже побейте, если вам охота, только не отсылайте прочь! Я взял чужой доспех и незамеченным ехал все это время, держась поблизости от вас, думая быть вам полезным, — признался Сверчок и скромно опустил глаза. — Я хочу поскорее стать рыцарем.

— У тебя есть еще какая-то тайна, которую я не должен знать? — спросил Тирант нарочито строгим тоном.

— Никакой…

— Что ж, я не прогоню тебя, — сказал Тирант. — Показывай мне незаметную дорогу.

Вдвоем они пробрались к городу и увидели неисчислимое множество врагов, клубившихся возле стен. И сколько видел глаз, по полям и лугам горели костры. Однако кольцо осады не было сплошным и плотным, как стена, и Тирант немало подивился этому.

Он сказал простодушно:

— Я прежде думал, что если кто осаждает город, то окружает его так, чтобы и мышь не проскочила наружу.

Паж Сверчок не был ни графом, ни герцогом и потому даже втайне не стал смеяться над неосведомленностью Тиранта, а вместо этого объяснил:

— Это только кажется, что сквозь расположение турок можно пройти, подобно тому, как мелкий песок проходит сквозь редкое сито. Нет, на самом деле турки повсюду и сторожат каждую дорогу, каждые ворота, каждый проход и лазейку. И если кто-нибудь каким-то чудом и выберется из города, он все равно угодит к ним в руки, ибо враги здесь повсюду, и это настоящее чудо Божьей Матери, мой господин, что нас с вами еще не схватили.

— Полагаю, этому чуду немало помогло твое умение прятаться, — возразил Тирант, — и твое знание местности.

Паж Сверчок ничего не ответил, и в полумраке даже не было заметно, покраснел ли он от похвалы.

А Тирант развернул коня и вернулся к своей армии. Он не стал ничего рассказывать ни герцогу де Пера, ни графу де Сен-Жорди, ни другим сеньорам, а просто приказал останавливаться для ночлега и отдыхать — но так, чтобы в любое мгновение быть готовыми к жаркой схватке.

Люди настолько утомились, что попросту улеглись на землю, не в силах больше пошевелиться, и многие в ту ночь даже не стали разводить костров. Но Тирант не спал и обходил свой лагерь, предлагая угощение всем, кто не спал и мучился от голода.

На краткий страшный миг севастократора охватило сомнение, и он как будто начал падать в пропасть: не вышло бы так, что он привел всех этих доблестных воинов в ловушку, где они и погибнут. Но затем он отринул все лишние мысли и продолжил объезжать и обходить лагерь, подбадривая и угощая своих людей.

В конце концов усталость взяла верх. Диафеб сумел уговорить Тиранта поспать хотя бы несколько часов. Он торжественно поклялся, что сам даже век не сомкнет и будет следить за порядком в лагере, пока севастократор отдыхает.

После этого Тирант предоставил Диафебу и Богу все заботы о наступающей ночи, а сам заснул прямо там, где сморил его сон.

Он пробудился вскоре после рассвета и в первые несколько минут не мог понять, где находится и что с ним происходит. Слабый утренний свет сочился сквозь шелк шатра, на боку медного кувшина горел маленький блик.

«Пелидас, — вспомнил Тирант. — Вчера мы подошли к Пелидасу. Турки уже наверняка заметили нас…»

Он вскочил с постели, сна как не бывало.

— Диафеб! — позвал Тирант. — Сверчок!

Но ни один из тех, кого он окликал, почему-то не появлялся. Тирант в одной рубахе выбрался из постели.

В шатре все было навалено в полном беспорядке — оружие, доспехи, сундучок с картами, сложенный походный стол, одеяла и плащи. Возле порога Тирант споткнулся о какой-то сверток. Груда тряпья пошевелилась, села и оказалась Сверчком.

— А, вот ты где! — сказал ему Тирант. — Подай мне умыться и одеться да помоги с доспехом. Не знаю, кто снял с меня доспех и кольчугу, да и допытываться не стану, ибо если мне станет известна истина, я тотчас прикажу повесить виновного! Я уверен, что турки уже выслали своих лазутчиков, чтобы выяснить подробности насчет нашего войска: много ли нас и готовы ли мы к битве.